Мобильные связи - Мария Арбатова

Расписанная по минутам партия началась с того, что «Жигуль» моего сына Петруши отказался заводиться от мороза. Почему он решил сделать это 31 декабря, а не 30-го или 29-го при том же самом морозе, не понял никто. Никакого машинного резерва уже не было. Время вечером тридцать первого было расписано не только у меня. Я пошла на последнее, позвонив в заказ такси: представилась и рассказала про десятилитровый чугунок со свининой, который ну никак не довезти на метро, в которое я уже лет десять не спускалась.

Мне повезло, девушка-диспетчерша оказалась поклонницей, почти правильно вспомнила название одной из моих книг и пообещала при первой же возможности прислать достойную машину. Я просила недостойную, мотоцикл, самокат, рикшу, только поскорее. Но девушка важно объяснила, что такому уважаемому человеку совершенно невозможно ехать под Новый год на непредставительной машине. Особенно с чугуном свинины с шампиньонами. Мне не хватило красноречия ее переубедить, так что пожилой, но шустрый «мерседес» возник возле подъезда почти через час.

Сыновья, опаздывающие по всем статьям и ринувшиеся к бабушке без меня на метро, внесли в багажник чугун со свининой и кастрюлю со сложносочиненным овощным гарниром. Водитель рванул, мороз захрустел, я достала из сумки книги и добросовестно подписала их диспетчерше и жене водителя. Но тут машину закрутило на льду, лобовое стекло закрыл мини-буран… Потом по мобильному пробрался Кискин, запланированный в качестве моего новогоднего символического кавалера, сказал, что потерял адрес Вени и вообще замерзает в степи, после чего связь отключилась. Водитель мужественно преодолел препятствия, пару раз боднув другие машины, но отделавшись с их стороны только матом по случаю праздника, и въехал наконец в Венины владения. Веня бросился к багажнику, потащил оттуда чугун с мясом, трижды облился подливкой, дважды обжегся стенками, я сделала книксен водителю и ринулась к зеркалу разрисовывать лицо косметикой.

В гостиной Беби в слишком роскошном для встречи Нового года с Веней платье вешала на роскошную елку синие елочные шары.

– Почему только синие? – спросила я.

– Такая концепция… – важно ответил Веня, расставляя закуски на столе.

Потом приехала моя подруга Ира с дочкой, сумкой салатов и двумя одинокими приятельницами из породы «ну ей же совсем не с кем отмечать». Позже должен был подъехать муж Иры с братом. Ввалился невменяемый от обморожения Кискин с пакетом окостеневших мандаринов и, бросив пакет на пол, всосался в бутылку виски. Пакет упал так, словно был набит бильярдными шарами. Потом приходили другие, званые, незваные, скучающие, запланированные, сюрпризные…

После новогоднего обращения Президента я обнаружила, что Веня оставил в багажнике такси сложносочиненный овощной гарнир. Хотела убить, но поняла, что бесполезно… Он не включался в тему и отвечал только жалобами, что эта сука Беби, ради которой он… сейчас уезжает, потому что должна посидеть с родителями. Мне почему-то не стало жалко Веню… мне стало жалко водителя, который после окончания смены будет мучительно соображать, как в его багажник попала кастрюля с овощами, а главное, что с ней теперь делать. Кастрюля была так себе, но овощи нереально вкусные. У меня защемило сердце, что он их не съест, а выбросит…

– Вижу, что тебе так же плохо, как и мне. Ты тоже отмечаешь Новый год не с любимым… – пафосно прокомментировал Веня.

Мне совершенно не хотелось корчить из себя «зайку бросила хозяйка», потому что это было неправдой. Мы вместе с Андреем решили перетерпеть этот Новый год друг без друга, и это не означало ничего, кроме того, что в нашем раскладе так было удобней всего. Хотя окружающие нас давно извелись изобретением конструкций, как и в каком городе нам было бы правильнее быть вместе.

С Вени проблемы переползли на остальных. Муж и брат мужа Иры не ехали. Они прогуливали на даче семимесячного лабрадора, а тот, испугавшись петарды, рванул в темноту в сторону Московской кольцевой. В результате мужики бегали всю ночь по нечеловеческому морозу в поисках щенка, естественно, в свитерах. Кончилось тем, что наутро лабрадор радостно загавкал под дверью, а парни слегли с тяжелейшей пневмонией.

Естественно, у Иры и ее дочки Новый год был отравлен. А умнейший Веня, воспринимающий мир в формулах типа: «В комнате стояло трое: он, она и у него… Сколько волка ни корми, а все равно у слона больше…», начал мне жарко нашептывать про то, что на самом деле Ирин муж в это время… и что никакой щенок никуда не убегал.

– Вень, ты идиот? – с интересом спросила я, хотя ответ на этот вопрос знала лучше, чем Веня.

– Ты не знаешь жизни и мужчин, – важно сказал он.

И по-своему был прав, потому что он «знал жизнь» в том смысле, что он знал только такую жизнь, и существование иной было для него неубедительным. Поскольку он был отношенческим импотентом, то ровно во всех отношениях попадал именно в «такую» жизнь. И в «такой» жизни ценность человеческих отношений заменяла убогая поза, в которой о них можно было рассказывать соратникам по отношенческой импотенции.

Пожалуй, самым счастливым персонажем в компании оказался Кискин. Во-первых, он не замерз в степи, а отогрелся и накачался по самые брови. Во-вторых, каждому входящему Веня торопливо объяснял, как велик Кискин, хотя о его существовании на карте отечественной культуры совсем недавно услышал от меня. В-третьих, одна из одиноких Ириных подруг, невзирая на меня, сидящую в роли кискинской дамы, наваливала еды ему в тарелку, потом таскала что-то оттуда своей вилкой, потом всовывала этой же вилкой что-то в послушный рот Кискина. При этом она с напором спортивного комментатора все время рассказывала, как должен жить одинокий мужчина. Насколько правильным было бы ему все-таки жениться, ну если не на ней, то хотя бы на мне, потому что совсем никуда не годится мужчине в расцвете сил жить одному…

Когда она подносила очередную вилку ко рту Кискина, он смотрел на нее умоляющими глазами и все-таки повиновался. К концу вечера прояснилось, что она какой-то очень успешный стоматолог в очень говорливом краю и ее профессионально раздражает, когда человек сидит напротив и что-то отвечает вместо того, чтобы молча сидеть с открытым ртом.

– Я, блин, на съемочной площадке тысячами командую, но это – питон. Она гипнотизирует, хочется открыть рот и ползти в пасть, потому что все остальное еще страшнее… – жаловался Кискин на следующий день.

Вторая одинокая подружка вела себя в той же системе координат, но по точке ее интереса можно было предположить, что если первая стоматолог, то эта – уролог. Она метала искристые взоры, ходила с Кискиным гулять по морозу, стелилась по нему, как плющ по стене, неубедительно вздыхала про свое актерское прошлое…

Будучи вполне битыми жизнью тетками, они были совершенно убеждены, что единственная правильная жизненная стратегия – это стратегия Золушки. В том смысле, что можно быть хрен знает кем и жить хрен знает как, а потом пробиться на бал, и принц в кармане… Он ведь все время сидит и ждет, ясный перец. Венин дом представился им глубоким балом, а Кискин глубоким принцем, и они разогрелись до неприличия…