Призраки дома на холме. Мы живем в замке - Ширли Джексон

Элинор отступила от стены. Руки у нее были ледяные, ей хотелось плакать. Она решительно повернулась спиной к библиотечной двери, которую доктор подпер стопкой книг.

– Вряд ли я стану тут много читать, – проговорила Элинор как можно беспечнее. – Во всяком случае, если книги пахнут так же, как библиотека.

– Я не заметил никакого запаха. – Доктор вопросительно взглянул на Люка, тот мотнул головой. – Странно, – продолжал доктор, – и очень похоже на то, что нас интересует. Запишите все, моя дорогая, и постарайтесь как можно подробнее изложить свои ощущения.

Теодора озадаченно повернулась, глянула на лестницу, потом вновь на входную дверь.

– Здесь две парадные двери? – спросила она. – Я просто запуталась?

Доктор радостно улыбнулся; очевидно, он с нетерпением ждал подобного вопроса.

– Парадная дверь только одна. Та, через которую вы вчера вошли.

Теодора нахмурилась.

– Тогда почему мы с Элинор не видим башню из своих окон? Наши спальни выходят на фасад, и все же…

Доктор рассмеялся и хлопнул в ладоши.

– Наконец-то, – сказал он. – Умница, Теодора. Вот почему я хотел, чтобы вы осматривали дом при свете дня. Ну, садитесь на лестницу, я вам объясню.

Они послушно уселись на ступеньки, а доктор вновь принял лекторскую позу и начал официально:

– Одна из странностей Хилл-хауса заключается в его планировке…

– Ярмарочный павильон ужасов.

– Совершенно точно. Вы не задумывались, почему тут так сложно отыскать путь? В обычном доме мы бы освоились куда быстрее, а здесь то и дело открываем не те двери, нужные комнаты ускользают. Даже я испытываю определенные трудности. – Он вздохнул и кивнул. – Полагаю, старый Хью Крейн рассчитывал, что со временем Хилл-хаус будут показывать за деньги, как дом Винчестеров[4] или многие восьмиугольные здания[5]. Вспомните, что он сам проектировал дом и, как я уже говорил, был со странностями. Каждый угол, – доктор указал на дверь, – слегка отклоняется от прямого. Хью Крейн, видимо, презирал обычных людей с их прямоугольными домами и выстроил собственный на свой вкус. Углы, которые вы по привычке считаете прямыми, поскольку имеете полное право этого ожидать, в действительности больше или меньше на долю градуса. Например, я уверен, что вы считаете горизонтальными ступени, на которых сидите, потому что не готовы к тому, что лестница будет наклонной…

Все беспокойно заерзали, а Теодора даже схватилась рукой за столбик перил, как будто боялась упасть.

– …слегка наклонены к середине колодца. Двери повешены с небольшим перекосом – возможно, кстати, потому-то они и захлопываются сами собой. Возможно, сегодня утром ваши шаги нарушили хрупкое равновесие дверей. Все эти мелкие погрешности усугубляют куда большее отклонение от прямоугольного плана, свойственное дому в целом. Теодора не видит башню из своего окна, потому что на самом деле башня расположена на углу дома. Из Теодориного окна она совершенно невидима, хотя отсюда кажется, будто она стоит прямо напротив ее спальни. В действительности спальня Теодоры находится пятнадцатью футами левее того места, где мы стоим.

Теодора беспомощно развела руками.

– Жуть, – сказала она.

– Я поняла, – заговорила Элинор. – Нас сбила с толку крыша террасы. Я вижу ее из окна, а поскольку лестница находится напротив входной двери, я думала, что дверь прямо подо мной, хотя…

– Вы видите только крышу террасы, – подтвердил доктор. – Дверь и башню видно из детской – большой комнаты в конце коридора; мы там сегодня побываем. Это, – голос его стал печальным, – шедевр архитектурной дезориентации. Двойная лестница в Шамборе…[6]

– Так все немного перекошено? – неуверенно начала Теодора. – Поэтому мы и чувствуем себя такими потерянными?

– А что будет, когда попадешь в настоящий дом? – спросила Элинор. – Я про… э-э… настоящий дом.

– Наверное, будет как на суше после морского путешествия, – сказал Люк. – От пребывания здесь чувство равновесия настолько исказится, что ты не сразу утратишь привычку к качке, то есть к Хилл-хаусу. А не может быть так, – обратился он к доктору, – что якобы наблюдаемые здесь сверхъестественные феномены – на самом деле следствия легкого расстройства вестибулярного аппарата? Это в ухе, – важно пояснил он Теодоре.

– Безусловно, определенное воздействие есть, – ответил доктор. – Мы слепо доверяем чувству равновесия и разуму, и я вижу, как мозг может вопреки очевидности отчаянно бороться за сохранение привычной картины. Впрочем, нас ждут еще чудеса. Идемте.

Они встали с лестницы и, осторожно проверяя ногами пол, двинулись вслед за доктором по коридору в маленький салон, где сидели вечером, а оттуда – во внешнее кольцо комнат. Они припирали двери стульями и отдергивали тяжелые шторы, впуская в Хилл-хаус свет. В музыкальном салоне арфа не отозвалась на их шаги даже легким треньканьем струн. Рояль стоял плотно закрытый и увенчанный канделябром со свечами, ни к одной из которых никогда не подносили спичку. На мраморном столике помещались восковые цветы под стеклянным колпаком, стулья были золоченые, тонюсенькие, на гнутых ножках. Дальше располагалась оранжерея. Сквозь высокие стеклянные двери они видели дождь снаружи и садовую мебель в густых зарослях папоротника. Здесь было неприятно сыро. Они быстро прошли через сводчатую дверь в гостиную и замерли, не веря своим глазам.

– Ущипните меня, – слабым голосом проговорила Теодора, трясясь от смеха. – Такого не может быть. – Она замотала головой. – Элинор, ты тоже видишь?..

– Что это?.. – беспомощно выдохнула Элинор.

– Я знал, что вам понравится, – довольно произнес доктор.

Одну сторону гостиной целиком занимала скульптурная группа; на фоне розовато-сиреневых полосатых обоев и ковра с цветочным рисунком мраморная нагота огромных фигур казалась особенно гротескной. Элинор закрыла лицо руками, Теодора повисла у нее на плече.