Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

В.: Не умрёшь.

П.: Но я не отрицаю и что я глуп. Ведь, по пословице, на своих ошибках учатся именно дураки. Но хуже того: учусь лишь спустя много лет после того, как научился.

В.: Опять парадокс?

П.: Не совсем. Жизнь. Мне тогда ещё восемнадцати не исполнилось. Студентом был. Первая сессия. Первый экзамен. Это был мой в то время любимый предмет – история. Я к экзамену подготовился, как, наверное, никто в группе. И нисколько не сомневался, что знаю его на «отлично». Ответил всё — от и до. А мне только – «хорошо». Было не просто обидно, было больно. Хорошо, обиду проглотил, подходит следующий экзамен. Я опять к нему подготовился прямо-таки блестяще. И опять – «хорошо». Ладно. Третий экзамен. Последний. Хорошо помню: в ту первую сессию было только три экзамена. И надо же было так случиться, что подготовиться у меня возможности не было. Да к тому же накануне экзамена напился что называется до поросячьего визга. Да и вообще домой вернулся только под утро, часа в четыре. Естественно, проспаться к экзамену толком не успел, так, хмельной, с гудящей, ничего не соображающей головой и пошёл. Не готовый. И – «отлично»!! Студенты вообще суеверны, и я, чтобы не спугнуть удачу, в следующую сессию перед экзаменом принципиально не готовился, опять накануне напился и, не проспавшись, пошёл на экзамен. И опять – «отлично»! Опять – опять «отлично»! Так я с тех пор примете этой верен и остался. Научился, словом, сдавать экзамены. Нет, раз нарушил. Предмет, как сейчас помню, был «Вычислительная математика». Я то ли в сессию болел, то ли на соревнованиях травму получил, словом, сессию мне продлили. Но я не просто к предмету подготовился, сверх того я ещё одну девицу подготовил. Все билеты ей объяснил. Теперь, после того как я столько от неё железа повытаскивал, я понимаю, что она яркая некрофилка, а тогда… Тогда – нет. Словом, понимаешь, что если ещё кому-то все билеты объяснишь, то сам невольно начинаешь в этой галиматье разбираться. А та девица – ноль. Идём сдавать вместе, даже направление в деканате, кажется, на одном бланке выписали. Трезвый пошёл. Сдали: ей – «отлично», мне – «хорошо». Тут я возмутился. Да что же это такое, говорю! Словом, прижал того старого хрена, выдавил из него пятёрку. И с тех пор судьбу, что называется, не искушал. Хотя пить не хотелось. Как лекарство заглатывал. А теперь, учась дальше, спустя много лет после того, как научился сдавать экзамены, понял что же за всем этим стояло. Никакой, естественно, метафизики, просто от алкоголя человек становится энергетически опасен. Не только от алкоголя, но, видимо, вообще от всего неестественного, что попадает внутрь. Я помню ту жирную бабищу, которая мне в институте первую пятёрку поставила. Может быть, я тогда и подумал, что я заинтересовал её как мужчина: уж больно она тогда была готова на всё хихикать. Рядом со мной. Старая калоша, верно, думал, а туда же. Словом, расстилалась. Но потом были другие экзамены, и дело явно было не в моих мужских качествах. Просто, выпивши, я становился убедителен, и учительнице со мной было хорошо. Выпив водки, я как бы для неё становился священником. Отсюда получается, что в нашей реальной жизни практическим «священником» является водка – вообще любой наркотик. А вокруг собираются учительницы… Своих детей.

В.: Представляю, если бы ты на комсомольском собрании стал объяснять, что в институтах учат преимущественно водку пить.

П.: А что, разве не так? Кто часто отличники? Разные мерзавцы. Редко – зубрилки. А у студентов, шутят, есть свойство тут же забывать предмет, как только они его «скинули». Естественно. Студент заинтересован сдать, а не знать. А в результате получаются – «командиры производства». А вот Толстой от всех прочих отличался: когда вышел из Университета, объяснил это тем, что бросил его не потому, что учиться не хотел, но, напротив, потому, что хотел. Парадоксальная, но мудрейшая мысль! Иерархия, действительно, учит, но может научить только приёмам подавления. Да они вообще все пьют: актёры, преступники, военные, врачи, преподаватели, священники. Подсознательно они подмечают, что по иерархической лестнице подымаются быстрее те, которые больше блюют. Почему ужирающихся священников не гонят взашей? Потому что без выпивки не у каждого хватает силы некрополя, чтобы прихожане почувствовали, что он настоящий. Поэтому каждый священник оказывается перед выбором: нажираться или не нажираться? И в итоге упиваются до наглости утверждать, что даже в Кане Галилейской первое чудо заключалось в том, что воду в водоносах Иисус превратил не в виноградный сок, а в винище.

В.: Да, я помню, ты говорил: два смысла слова.

П.: Но это только в Новом Завете. В Ветхом для плодов виноградной лозы употребляются несколько слов. А в Новом – одно. Охинос. Это и чистый виноградный сок, и испортившийся, перебродивший – винище. Какой из них создал Христос, Создатель всего?

В.: Какой – очевидно.

П.: Тебе. Но не тем, которые могут, принюхиваясь, стать признанными. Но более того, поскольку создавать все могут только то, что могут, следовательно, Христос создал виноградный сок от такого винограда, который был в Эдеме. О, это был совсем другой виноград! Ещё за 1600 лет до воплощения Христа, когда вышедшие из Египта в пустыню евреи послали в землю обетованную разведчиков, те вернулись с гроздью винограда, которую несли на палке двое. Двое! Иначе не могли поднять!

В.: Ого! Представляю, что это была за гроздь! И вкус, наверное, другой!

П.: Но и это уже был виноград выродившийся: во-первых, за долгие столетия греха, а во-вторых, из-за изменения климата и почв после Потопа. То есть, созданный Христом в Кане Галилейской виноградный сок был настолько прекрасен, вкус его настолько замечателен, что на свадьбе потряс даже пьяниц, людей с вкусом уже извращённым! И они, потрясённые, засвидетельствовали, что есть наслаждение. И что оно может прояснить, пусть на мгновение, разум любого! Создать винище не чудо, чудо – создать то, чего не может создать никто!

В.: Я всегда чувствовала, что только так и должно быть.

П.: Правильно. Именно поэтому ты – это ты. А что касается Причастия, то тут из него государственники устроили кощунство. По заповеди, на пасхальном столе, за которым Иисус преподал последнюю в`ечерю, ничего прокисшего, квасного, брожёного не должно было быть, по той простой причине, что все предметы Пасхального стола символичны — и хлеб, и вино, и горькие травы, и сам агнец. А дрожжи, закваска – символ греха. Отсюда и необычные лепёшки без дрожжей – опр`есноки, и виноградный сок. Отсюда естественно, что Христос, утверждая на века символы Причащения, брал в Свои руки чашу с чистым, святым виноградным соком. А все эти красные вина государственных религий, на вкус которых в храмах кодируют, – кощунство! И вместо причастия винище будут защищать, не потому, что без него в иерархии никак невозможно, но потому, что с ним надёжней.

В.: Но тебе могут сказать, что символ он и есть символ и, в общем-то, всё равно: то вино, которое в руках Христос освящал или это…

П.: О нет! Это уже не госвера, это популярный протестантизм. Государственники выразились бы проще: так верили наши отцы.