Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Кратко остановившись на обстоятельствах назначения Сталина генеральным секретарем партии после Одиннадцатого съезда (1922), Троцкий дает представление о тех организационных формациях, которые генсек использовал, чтобы сосредоточить в своих руках личную власть («необъятную власть», по словам Ленина) и отстранить от власти главного соперника, каковым был сам автор.

Речь идет о «тройке» (Сталин, Зиновьев, Каменев), в которой Сталин по сути дела диктовал решения. Упоминается о «семерке» (шесть членов Политбюро, то есть все члены этого органа, кроме Троцкого, плюс председатель ЦКК РКП(б) В. В. Куйбышев), проводившей тайные от Троцкого заседания и координировавшей кампанию по его оттеснению. Так «тройка» и «семерка» породили в лице Сталина «туза». Образы пушкинской «Пиковой дамы» получили, таким образом, потрясающее и зловещее политическое воплощение в советско-большевистских реалиях середины 1920-х годов.

Так Троцкий приходил к главному выводу о причинах и характере установления единоличной власти Сталина. Сталин был в известном смысле «серой посредственностью» (впрочем, автор тут же оговаривается — его герой, возможно, только казался таковой, ибо обладал «исключительными чертами характера»), Для выражения этих черт были необходимы «исключительные условия». Таковые сложились при становлении «политической реакции», возникшей после величайшего напряжения в годы Гражданской войны. Именно теперь сталинские черты: упрямство, хитрость, беспощадность вместе с узостью кругозора — превратили его в вождя новой аристократии.

Этот вывод автор стремился проиллюстрировать социологическими и конкретно-историческими соображениями. Он пытался дать весьма сомнительную интерпретацию борьбы Сталина и возглавляемой им бюрократии против «правых» — группы Бухарина, Рыкова и Томского, выступавших за умеренную политику в деревне и предостерегавших против «сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса». Эту борьбу Троцкий трактует как конкуренцию между бюрократией и мелкой буржуазией «за прибавочный продукт народного труда», оставляя в стороне существо дела — сталинскую «революцию сверху», завершившую после уничтожения миллионов крестьян становление тоталитарной системы, того насильственного режима, который превратил в фактических крепостных не только крестьянство, но и все население огромной страны.

Лишь отдельные зарисовки Троцкий успел сделать касательно кровавой расправы с подлинными и мнимыми врагами режима, с бывшими конкурентами и идейными противниками, с сотнями тысяч аполитичных людей, в отношении которых проводилась своеобразная «децимация» (то есть расстрел каждого десятого). Причины «большого террора», сущность кровавого замысла Сталина автор рассмотреть не успел.

В то же время в связи с третьим московским «открытым» судебным фарсом (март 1938 года), на котором в числе обвиняемых фигурировал бывший всесильный нарком внутренних дел Г. Г. Ягода, Троцкий останавливается на вопросе, который беспокоил его много лет. Дело в том, что Ягоду обвиняли, в частности, в организации убийства Максима Горького и других лиц при помощи ядов. Это приводило автора к рассуждениям об использовании ядов советскими спецслужбами еще в 1920-е годы. Следуют мемуарные фрагменты по поводу просьбы больного Ленина к Сталину снабдить его ядом. Последний сам поведал об этом на встрече членов Политбюро, которые решили вопрос отрицательно. Не обвиняя Сталина в отравлении Ленина, биограф рассуждает о зловещих качествах Сталина, которые побудили узника в Горках обратиться с подобной просьбой именно к нему…

В лексикон Троцкого к концу 1930-х годов, в том числе в книгу «Сталин», вошла категория «тоталитарная власть» для обозначения характера сталинского политического правления. В то же время Лев Давидович был решительно против распространения концепции тоталитаризма на период до ухода Ленина из политической жизни (то есть до конца 1922 года), хотя объективный анализ должен был убедить его, что тоталитарная система (именно система, а не только власть) начала формироваться со времени Октябрьского переворота 1917 года, что первыми ее носителями были Ленин и сам Троцкий вкупе с другими большевистскими лидерами, включая Сталина, но что тоталитаризм не был застывшим феноменом, а получил свое наиболее полное воплощение, стал развитой системой действительно со времени, когда сложилось сталинское единовластие.

Троцкий не был последователен и в том отношении, что считал тоталитаризм формой власти, то есть ставил знак равенства между тоталитаризмом и авторитаризмом, тогда как на деле тоталитаризм являлся не только характеристикой власти, но определял все сферы общественной жизни, включая экономику, политику, идеологию, духовную сферу и даже в определенной степени личную жизнь людей.

Согласиться с таким пониманием тоталитаризма Троцкий не мог никак, ибо в этом случае он должен был бы призвать не только к политической, но и к социальной революции в СССР, которая призвана была бы смести с лица земли проявления тоталитаризма во всех сферах жизнедеятельности общества. Именно на этой почве в последние годы жизни Троцкого у него возникли серьезные расхождения с рядом бывших сторонников, которые пришли к выводу о перерождении СССР в буржуазное государство, существовании там государственного капитализма, необходимости полного разрыва с СССР.

Такой подход для Троцкого был недопустим, ибо он не просто ставил под сомнение, но отвергал всю его деятельность в СССР и в эмиграции, превращал его в «ренегата». Более отвратительного образа коммунистическая мифология, кажется, не смогла создать, хотя с точки зрения нормальной логики переход из одной партии в другую, связанный с совершенствованием или изменением позиций, — вполне естественный этап биографии политического деятеля, не упорствующего в повторении азов.

Призывая возвратиться к истинному ленинизму, Троцкий видел себя единственным высшим законным носителем этого учения, прямым последователем Ленина. Другими словами, как и Сталин, он видел себя «Лениным сегодня». Сам же Сталин, герой последней книги Троцкого, представляя своего основного оппонента как некоего дьявола, исчадие ада, виновника всех трудностей, переживаемых СССР, как зловещую тень, маячившую за спиной всех врагов, почти исключительно вымышленных, прилагая усилия к организации убийства Троцкого в начале Второй мировой войны, по сути дела, поднимал его на собственный уровень. Оба они как бы уподобляли себя древним богам, казнившим и миловавшим человеческие массы по собственной прихоти.

В противовес Сталину и в то же время в симметрии с пропагандистской мишурой последнего, Троцкий оправдывал в своей книге почти все, что делалось при Ленине. Я употребил выражение «почти все», ибо были моменты, по которым выражалось мягкое несогласие с действиями Ленина. Троцкий, например, осторожно критиковал резолюцию «О единстве партии», навязанную Лениным Десятому съезду РКП(б) (1921), которая положила конец внешнему подобию демократии в большевистской среде.

При всей своей субъективности труд Л. Д. Троцкого занимал выдающееся место в историографической оценке Сталина и сталинизма.

Работая над книгой о Сталине, Троцкий продолжал писать политико-публицистические статьи, посвященные текущим событиям, международной ситуации, задачам своих сторонников.