Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

Майган и Мирелле глядели на Эгвейн, словно лицезрение того, как она переворачивает страницу за страницей, захватило их больше всего в мире. Она услала бы обеих прочь из палатки, но ей хотелось выяснить, что думает Мирелле о том дне, когда Шадар Логот словно огромным ковшом вычерпнуло из земли. Но она не могла услать только одну из них, оставив другую. Чтоб им сгореть обеим!

Когда Суан вернулась, неся деревянный поднос с серебряным чайником и фарфоровыми чашками – и покрытым белой глазурью горшком Майган, – вместе с ней в палатку вошел солдат в кирасе и кольчуге, молодой шайнарец, голова которого была выбрита, за исключением лишь пучка волос на макушке. Впрочем, он был не так уж молод. На темной щеке Рагана виднелся сморщенный белый шрам от стрелы, а его лицо было настолько суровым, каким может быть только лицо человека, каждый час живущего в предчувствии смерти. Пока Суан расставляла чашки, он поклонился, держа у бедра одной рукой свой шлем с полумесяцем на гребне, а другую положив на рукоять меча. Ничто в выражении его лица не говорило о том, что они уже встречались прежде.

– Честь служить вам, Мать, – формально произнес он. – Меня послал лорд Брин. Он просил передать вам: похоже на то, что прошлой ночью был совершен набег по эту сторону реки. В нем участвовали Айз Седай. Лорд Брин удвоил патрули. Он советует сестрам держаться ближе к лагерю. Чтобы избежать инцидентов.

– Разрешите выйти, Мать? – внезапно спросила Суан со слегка смущенным видом, как говорит женщина, которой внезапно захотелось до ветру.

– Конечно, конечно, – произнесла Эгвейн настолько нетерпеливо, насколько ей удалось изобразить, и, едва дождавшись, пока та выбежит из палатки, ответила: – Скажи лорду Брину, что Айз Седай ходят где хотят и когда хотят. – Она едва успела захлопнуть рот, чуть не назвав солдата «Раган», но благодаря этому ее ответ показался даже еще более суровым. Она надеялась, что это так.

– Я передам ему, Мать, – сказал солдат, вновь кланяясь. – Служу сердцем и душой.

Майган слегка улыбнулась, когда он вышел. Она не одобряла солдат – по ее мнению, Стражей вполне достаточно, а солдаты только устраивали неразбериху, с которой другим потом приходилось иметь дело, – но она приветствовала любую мелочь, которая могла указать на раздор между Эгвейн и Гаретом Брином. Или, возможно, точнее будет сказать, что Лилейн приветствовала это. В этом отношении Майган была сторонницей Лилейн до кончиков ногтей. Мирелле просто выглядела озадаченной. Она знала, что у Эгвейн с лордом Гаретом хорошие отношения.

Эгвейн поднялась с места и налила себе чашку чая. И прибавила ложечку меда из горшка Майган. Ее руки были вполне тверды. Лодки были на месте. Через несколько часов Лиане заберет Боде и увезет ее достаточно далеко от лагеря, прежде чем объяснит, что они собираются делать. Ларин должна понести наказание, которое заслужила, а Боде должна сделать то, что должно быть сделано. Эгвейн была еще моложе, чем Боде, когда ее послали выслеживать Черных сестер. Шайнарцы вели свою войну против Тени в Запустении, служа сердцем и душой. Айз Седай и те, кто собирался стать Айз Се-дай, служат Башне. Оружие против Тени, более крепкое, чем любой меч, и не менее острое для неосторожной руки.

Затем в палатку вошла Романда, полог перед которой откинула Теодрин. Седовласая Желтая приветствовала Эгвейн точно отмеренным реверансом, ни на деление выше или ниже того, который обычай требовал от Восседающей по отношению к Амерлин. Сейчас они не были в Совете. Если там Амерлин была лишь первой среди равных, то в собственном рабочем кабинете она была чем-то немного большим, даже для Романды. Впрочем, она не стала целовать кольцо Эгвейн. Некоторые пределы все же существовали. На Мирелле и Майган Романда взглянула так, словно размышляла, не попросить ли их удалиться. Или, возможно, приказать им. Здесь был тонкий момент. Восседающим надлежало повиноваться, но ни одна из них не принадлежала к ее Айя. И это все же был кабинет Амерлин.

В конце концов она не стала ни просить, ни приказывать, просто позволила Теодрин взять свой плащ, вышитый по краям желтыми цветочками, и налить себе чашку чая. Теодрин не требовалось просить ни о том ни о другом, и она удалилась в угол, комкая в руках свою шаль и угрюмо надув губы, в то время как Романда уселась на свободный табурет, расправляя шаль с желтой бахромой, которую носила под плащом. Несмотря на шаткие ножки, Романда сидела на табурете так, словно это было сиденье в Совете Башни, а может быть и трон.

– Переговоры проходят плохо, – произнесла она своим высоким, певучим голосом. В ее устах это звучало как официальное заявление. – Варилин кусает губы в замешательстве. Магла тоже в отчаянии, если уж на то пошло, и даже Саройя. Когда Саройя начинает скрежетать зубами, большинство сестер чуть не кричат. – Не считая Джании, каждая из Восседающих, занимавших этот пост до раскола Башни, сумела тем или иным способом добиться своего участия в переговорах. В конце концов, они говорили с женщинами, которых знали еще с тех пор, когда они все заседали в Совете. Еще немного, и Беонин превратится почти что в девочку на побегушках.

Романда прикоснулась губами к чаю и отставила чашку в сторону, не говоря ни слова. Теодрин метнулась из своего угла, взяла у нее чашку, добавила в нее меда и вернула чашку Восседающей, а сама возвратилась в угол. Романда снова попробовала чай и одобрительно кивнула. Лицо Теодрин порозовело.

– Пусть переговоры идут так, как идут, – осторожно сказала Эгвейн. Романда была против любых переговоров, какими бы фальшивыми они ни были. И она знала, что должно произойти этой ночью. Держать Совет в неведении казалось еще одной ненужной пощечиной.

Тугой узел волос на макушке Романды качнулся – она кивнула.

– Они уже дали нам кое-что понять. Элайда не позволит Восседающим, которые говорят за нее, уступить ни на дюйм. Она засела в Башне, как крыса в стене. Единственный способ выкурить ее оттуда – заслать к ней хорьков.

Мирелле издала горлом какой-то звук, заслужив удивленный взгляд Майган. Глаза Романды не отрывались от Эгвейн.

– Элайда так или иначе будет смещена, – спокойно произнесла Эгвейн, ставя свою чашку на блюдце. Ее рука не дрожала. Что знала эта женщина? И как узнала?

Романда слегка поморщилась, глядя в свой чай, словно в конце концов в нем все же оказалось недостаточно меду. Или из-за того, что была разочарована, что Эгвейн не сказала больше. Она немного подвинулась на своем табурете – это выглядело так, словно она была бойцом, готовящимся к следующей атаке и поднимающим свой меч.

– Насчет того, что вы говорили о Родне, Мать. Что их больше тысячи, а вовсе не несколько дюжин. И что некоторым из них по пятьсот-шестьсот лет. – Она покачала головой, показывая, что это невозможно. – Как могли они все сбежать из Башни? – Это был уже вызов, а не просто вопрос.

– Мы лишь недавно узнали, как много дичков среди Морского Народа, – мягко ответила Эгвейн. – И мы до сих пор не знаем в точности их численности. – Гримаса Романды на этот раз была гораздо более заметна. Именно Желтая первой подтвердила, что в одном только Иллиане находятся сотни дичков Морского Народа. Первый удар в пользу Эгвейн.