451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - Рэй Брэдбери

это все-таки Джим! Вот же он стоит в ярком свете Справедливости из-за угла.

– Слушай, Джим, – сказал Вилли. – Начальник полиции, он нас выслушает.

– Ага, – тут же отозвался Джим. – Он как раз проснулся бабочек ловить. Черт побери, Вилли! Даже я не поверю тому, что случилось за последние двадцать четыре часа!

– Значит, надо еще кого-нибудь найти. Ведь мы знаем теперь, чего стоит этот проклятый карнавал!

– О’кей. И чего же он стоит, по-твоему? Что в нем такого уж плохого? Ну подумаешь, напугал старуху в лабиринте! Да она сама испугалась, скажут в полиции. Дом ограбил? О’кей. А где грабитель? Стариком вдруг обернулся? Да что ты? Кто ж поверит, что эта дряхлая развалина только что была двенадцатилетним мальчишкой? И что остается? Ах да, этот бродяга со своими громоотводами исчез. А сумку оставил. Ну, может, где-нибудь в городе шляется…

– Этот Карлик в балагане…

– Да видел я его, видел. Похож на торговца, точно. А как ты докажешь, что еще недавно он был не такой? Кугер был мальчишкой, этот был большим, видишь, что получается? Нет у нас доказательств. Правильно… Видели мы… Ну и что? Наше слово против слова Дарка. Ему ведь поверят. Опять же, полиция так славно время провела. Черт возьми! Экая кутерьма! Как бы нам все-таки извиниться перед мистером Кугером?

– Извиниться?! – так и взвился Вилли. – Перед этим крокодилом? Перед этим людоедом? Ты что, еще не зарекся иметь дело с этими бормоглотами и грымзами?

– Бормоглотами, говоришь? Грымзами? – Джим задумчиво поглядел на друга.

Так они привыкли называть между собой всякую нежить из ночных кошмаров. Когда к Вилли приходили бормоглоты, они стонали, невнятно бормотали и лица на них не было. А в кошмарах Джима грымзы росли как на дрожжах и питались крысами, которые, в свою очередь, пожирали пауков, таких здоровенных, что они сами охотились на кошек.

– Именно так и говорю, – огрызнулся Вилли. – Чего ты ждешь? Чтобы на тебя шкаф в десять тонн свалился? Посмотри, что с двоими уже сделали: с мистером Электрико и с этим свихнутым Карликом. Проклятая карусель черт знает что с людьми творит! Мы-то знаем, мы видели. Может, они нарочно так скрючили торговца, а может, опять не заладилось. Ну, принял он маленько, проехался на карусели – хлоп! – и готово! Свихнулся и даже нас не узнал. Мало тебе? Неужто тебя Господь оставил, Джим? Слушай, а может, и мистер Крозетти…

– Да он просто передохнуть решил.

– Может, да, а может, нет. Парикмахерская – раз, объявление – два: «Закрыто по болезни». По какой это болезни, а, Джим? Леденцов объелся на представлении? Морскую болезнь на карусели подхватил?

– Ай, да заткнись ты, Вилли!

– Нет, сэр, не заткнусь, не дождешься. Оно, конечно, сильная штука эта карусель. Думаешь, я навсегда хочу тринадцатилетним остаться? Вот уж дудки! Но, Джим, ты ведь не по правде захотел двадцатилетним стать?

– А о чем мы с тобой все лето говорили?

– Верно. Говорили. И ради этого ты сунешь голову в проклятую костоломку? Ну, вытянут тебя, да только после этого ты и думать забудешь, зачем оно тебе понадобилось!

– Нет уж, не забуду, – упрямо выдохнул в ночь Джим.

– А я тебе говорю – забудешь! Просто уйдешь и бросишь меня здесь, Джим.

– С чего это мне тебя бросать? – запротестовал Джим. – Не собираюсь я. Мы вместе будем…

– Вместе? Только ты на два фута выше, да? Будешь смотреть на меня сверху и хвастать своими руками-ногами. И о чем это мы говорить будем, скажи на милость, если у меня в карманах полно веревок для змеев, камушков и лягушачьих лап, а у тебя там будет чисто и пусто? Об этом, что ли, мы будем говорить, что ты бегаешь быстрее и запросто можешь меня бросить…

– Да не буду я тебя бросать, Вилли, никогда не буду!

– Мигом бросишь. Ладно. Давай. Оставь меня. У меня же есть перочинный ножик, со мной все в порядке. Буду под деревом сидеть, в ножички играть. А ты совсем свихнешься на этом черном жеребце, что носится кругами, да, слава богу, теперь-то уж не понесется больше…

– Это ты виноват! – выкрикнул Джим и замолчал.

Вилли сжал кулаки.

– Ты, значит, хочешь сказать, что надо было дать этому маленькому прохиндею спокойно превратиться в большого прохиндея и открутить нам головы? А может, надо бы и тебя пустить туда покататься и помахать мне ручкой на прощанье? А я бы, значит, помахал тебе, да, Джим?

– Уймись ты, – пробормотал Джим. – Поздно теперь говорить, сломана карусель…

– А как починят ее, так сразу прокатят назад старину Кугера, чтобы он помоложе стал да вспомнил, как нас звать. И вот тогда они придут за нами, эти бормоглоты, нет, только за мной придут, ты ведь перед ними извиняться задумал, ты же скажешь им, как меня зовут и где я живу…

– Я не сделаю этого, Вилли, – произнес Джим сдавленным голосом.

– Джим! Джим! Вспомни. В прошлом месяце проповедник говорил: всему свое время, сначала одно, потом – другое, одно за другим, Джим, а не два за двумя, помнишь?

– Всему свое время, – тихо повторил Джим.

И тут до них донеслись голоса. В полицейском участке говорила женщина, а мужчины что-то отвечали ей.

Вилли быстро кивнул Джиму, они пробрались через кусты и, подкравшись к окну, заглянули в комнату.

За столом сидела мисс Фолей, напротив – отец Вилли.

– … В голове не укладывается, – говорила мисс Фолей, – подумать только: Джим и Вилли – грабители! Надо же, в дом пробраться, взять, удрать!

– Вы точно их видели? – тихо спросил мистер Хеллоуэй.

– Я закричала, и они посмотрели вверх, а там – фонарь…

«Она молчит про племянника, – подумал Вилли, – и дальше молчать будет. Видишь, Джим! – хотелось крикнуть ему. – Это – ловушка! Племянник специально поджидал нас, чтобы в такую заварушку втянуть! А там уж неважно будет, что мы кому про карнавалы с каруселями рассказываем. Хоть полиция, хоть родители – никто не поверит!»

– Я не хочу никого обвинять, – продолжала меж тем мисс Фолей, – но если они не виноваты, то где же они?

– Здесь! – раздался голос.

– Вилли! – отчаянно прошептал Джим, но было уже поздно.

Вилли подпрыгнул, подтянулся и перескочил через подоконник.

– Здесь, – просто сказал он.

27

Они неторопливо шли домой по залитым луной тротуарам. Посредине – мистер Хеллоуэй, по бокам – ребята. Уже перед домом отец Вилли вздохнул.

– По-моему, не стоит тебе, Джим, нарываться на неприятности с твоей матушкой посреди ночи. Давай ты ей утром расскажешь, а? Ты, надеюсь, сможешь попасть домой