Комсомолец. Осназовец. Коммандос - Владимир Поселягин

Полицай захохотал и, махнув рукой, велел проезжать, направившись к дружкам поделиться только что услышанной информацией. А мы, сдвинув с места перегруженную повозку, направились дальше, изредка громыхая бортами.

Когда мы отъехали и я убедился, что лошади перешли на бодрую трусцу, которую могли поддерживать довольно долго, Ирина спросила:

– А что ты ему говорил? Чего он смеялся?

– Да чушь всякую, в таких случаях нужно врать и врать красиво, иначе не поверят. Сказал ему, что ты моя тетя, вот он и посмеялся. Да еще купчая на печи подтолкнула его мне поверить.

– И он поверил?

– Поверил, любой мужчина хочется остаться настоящим мужчиной в пожилом возрасте, так что верят, еще как верят, – буркнул я себе под нос и усмехнулся.

Проехали мы, болтая, километра четыре, только-только город скрылся вдали, как я свернул на малоезженую дорогу, можно сказать след, и направил повозку к реке. Тут еще около километра проехать нужно было.

– А куда мы едем? – с любопытством спросила Ира.

– Тут речка недалеко, та самая, где ты купаешься, мы просто поднялись выше по течению, там разобьем лагерь. Вечером я уйду, и до утра меня не будет, но надеюсь вернуться с твоей матерью. Не забоишься одна?

– Нет, – так яростно замотала та головой, отчего обе косички ударили по лицу. – Я маму дождусь.

– Утром встретишь, а ночью спи. Смелый с тобой останется, он проследит, чтобы к тебе никто не подошел, хорошо?

– Ладно, – улыбнулась та и взяла на руки щенка.

Пришлось проехать вдоль реки еще около полутора километров, пока нам не встретилось подходящее, по-моему мнению, место для лагеря.

Пока Ира лазила в кустах, переодеваясь в чистое платье – это она решила выстирать, я ей брусок мыла дал, купил полкоробки из-под прилавка у одной торговки, – сам начал расседлывать лошадей, купать их и стреноживать рядом с лагерем на лугу. Сначала Смелый зашел в воду по пузо и лакал воду, а потом бегал за мной хвостиком, пока я заканчивал организовывать лагерь. На все это у меня ушло около сорока минут, больше всего времени я потратил на лошадей, их действительно пора было серьезно искупать, отмыть и обиходить. Ужин я готовить не стал, закупленных пирожков, двух кусков пирога и кувшина со свежим молоком должно было хватить. Все это я на рынке купил. Еще в узелке было несколько луковиц, пяток вареных яиц и даже соленые огурцы прошлогодней засолки. Свежих помидоров и огурцов не было, не застал, поздно приехал.

После всех приготовлений я оставил Иру одну, проинструктировав ее на случай, если придут чужие дяди и попробуют обокрасть меня.

– Проследишь, где они остановятся, и вернешься сюда. Тут место нашей встречи. И все расскажешь, так что с ворами я сам побеседую. Покажешь, где они живут или где на ночевку встали. Сама не лезь и спрячься. Ясно?

– Ага, – кивнула та, баюкая на руках Смелого.

– Ну все, я побежал. Счастливо.

– Удачи, – расслышал я, быстрой трусцой удаляясь из лагеря в сторону Луцка. У меня там еще много дел на этот день, да и на ночь тоже. Мешок за спиной подрагивал в такт бегу, но он был не особо тяжел – так, несколько предметов и рулон белого полотна четыре метра длиной.

В город я вернулся без особых проблем, правда, чтобы особо не привлекать внимания, еще у повозки поменял рубаху и кепку на запасные, а то в этой одежде уже примелькался. Посты были только с трех сторон, а я огородами-огородами и на одну из окраинных улочек, после чего неспешно направился в центр. Так же незаметно проникнув на территорию бывшего областного отдела НКВД, проверился и замер у провала в подвал. Там были свежие следы. Включив фонарик, осветил часть подвала и, тронув веревку, что уходила вниз, хмыкнул.

Веревка была, но судя по следам в пыли, внизу уже никого не было, все выбрались. Примерившись, я спрыгнул на гору кирпичей и, скользя по ним, оказался внизу. Осмотревшись, светя фонариком в разные стороны, направился в ближайший проход. Подвал я исследовал порядка сорока минут, даже дольше бы походил, прохлада знатная была, но нет, дела не ждали. Выбравшись на первый этаж, пришлось подпрыгивать и подтягиваться, веревка меня явно не выдержит, трещала, я направился в гараж.

Очистив яму и посмотрев в глаза Яцко, криво усмехнулся и спросил:

– Жив еще?

Проверив веревки и узлы, я достал фляжку и, выдернув кляп, стал поить его.

– Ты кто? – хрипло спросил он, выдув полфляги, но я проигнорировал его вопрос.

– Жаль на такую мразь воду тратить, но побеседовать нужно, то есть мне нужна твоя ясная голова, – отложив фляжку в сторону, я достал блокнот с острозаточенным карандашом. – Кто тебе известен из националистов, сотрудников батальона «Нахтигаль» или лидеров ОУН?

– Слушай, парень, ты ошибся, я простой водитель на автобазе, Лукин моя фамилия, – проговорил тот, честно глядя мне в глаза. Русский знал отлично, говорил без акцента.

– Ты Станислав Яцко, тот самый, что из отцовского «максима» расстреливал беженцев на дороге на Львов. Вечером этого же дня войсковую колонну обстрелял, но трусливо бежал, бросив пулемет на месте. Потом у тебя убили брата, и ты, соединившись с бандой Юдиневича, обстреливал войсковые колонны, работая в тылу советских войск. После оккупации этих земель немцами поступил к ним на службу. Инструктор в батальоне «Нахтигаль». Учишь пулеметному делу. Где я ошибся?

Вместо ответа тот попытался ударить меня обеими ногами, но не смог. Легко уйдя в сторону, я нанес ответный удар. Тот замер, глядя на деревянный стержень, воткнутый в его коленную чашечку. Быстро запихнув кляп ему в рот, я обломил карандаш у основания и с безразличием наблюдал, как Яцко корчится в яме, стал стругать карандаш, заново затачивая. Тот уменьшился по размеру на треть.

Пришлось ждать около двадцати минут, пока Яцко успокоится. Посмотрев на его красное, как помидор, лицо, я выдернул кляп и спросил:

– Воды еще хочешь?

Тот только кивнул, не в силах что-то сказать. На шее у него была кровь, стесал о кирпичи, когда бился затылком о стенку от боли. Коленная чашечка – это реально больно, я даже опасаться начал, что у него сердце от болевого шока остановится. Не-е, крепкое оказалось, выдержал.

Когда тот напился, я снова приготовил блокнот, крутя стержень карандаша между пальцев, и задал тот же перечень вопросов. Несколько секунд Яцко смотрел, как кролик на удава, на коричневый стержень карандаша, но потом нервно сглотнул и стал отвечать на вопросы. Что, где, когда.

Закончил я, когда уже совсем стемнело, и, устало убрав два полностью заполненных показаниями Яцко блокнота в мешок, услышал его хриплый голос:

– Что ты со мной сделаешь?

– После того что ты сделал, легкая смерть тебе не грозит, – хмуро буркнул я, разминая пальцы. – Однако пытки мне претят, хотя если поработать над тобой, уверен, я получу удовольствие. Однако у меня на тебя другие планы… Вот, нашел в подвале, в арсенале.