Философия достоинства, свободы и прав человека - Александр Геннадьевич Мучник

восприниматься как реальная угроза для национальных интересов и национальной безопасности всех и каждого, кто живёт в соответствующей стране.

Психологическая установка и практическая готовность любого защищать свои и чужие права в качестве личностных ценностей — ядро правовой культуры нации. Страстная защита прав другого человека — самая верная гарантия защиты своих прав. В подобном поведении кроется высшее проявление справедливости. Без подобных настроений и устремлений, укоренённых в сердцах людей, им никогда не улыбнется судьба жить в правовом государстве. Подобную психологическую установку на справедливость очень хорошо описал видный деятель Великой французской революции, или, как его ещё называли, «лев революции», Оноре Мирабо: «Я всегда полагаю и буду полагать и впредь, что безразличие к несправедливости есть предательство и подлость». Психология народа, в котором господствуют такие качества, — основа узурпации власти, коррупции, межэтнических и межконфессиональных конфликтов, эмиграции и вымирания населения.

Посему нет лучшего совета любому народу: не допускайте, чтобы права других людей безнаказанно попирались кем-либо, проявляйте солидарность в борьбе за права другого человека. Ведь с безбоязненного и безнаказанного нарушения оных начинается разрушение достоинства отдельной личности, а заканчивается упразднением свободы всего народа. Ведь в этом главные уроки Великой французской революции и далеко не столь великого, как это было принято утверждать в советской литературе, но весьма рокового для судеб всего населения империи, Октябрьского переворота.

Ранее уже отмечалось, что умению воспользоваться своими конституционными правами должна предшествовать некая атмосфера свободы, тип религиозной или иной культуры, в которой культивировалось бы уважение к достоинству человека.

Сами по себе конституционные права — лишь правовые эскизы, отражающие, классифицирующие и упорядочивающие сложившееся в государстве интеллектуальное, духовное и душевное состояние его граждан, естественные формы, методы и способы строительства отношений между ними. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением, что законы и установления должны идти рука об руку с прогрессом человеческой души. Об этом же писал, например, и судья Верховного суда США Бенджамин Кардозо: «Именно жизнь отливает формы поведения, которые впоследствии закрепляются правом. Право, в свою очередь, обретает формы, созданные жизнью». Таким образом, в виде конституционных прав люди обретают подробную легализацию и кодификацию ранее уже существовавших у них неписаных традиций, обычаев и правил повседневного поведения во взаимоотношениях друг с другом. В связи с этим следует признать весьма удачным замечание, что лучшие законы, как правило, рождаются из обычаев. Уточним лишь: из справедливых, праведных обычаев.

Иными словами, чтобы в государстве заработал тот или иной основной закон, ему должна предшествовать в «душе» народа некая естественная конституция, некий сложившийся порядок вещей, некая устоявшаяся система ценностей, общепризнанных правовых обычаев, традиций и стереотипов поведения. Без подобной предпосылки права человека рискуют остаться на бумаге, не укорениться в менталитете незнакомого с азами правовой культуры населения страны. На это обстоятельство обращал внимание в своих записках ещё французский политический деятель Жозеф Мари де Местр (1753–1821), отмечавший, что «никогда не существовала свободная нация, которая не имела бы в своей естественной конституции столь же древние, как она сама, зародыши свободы; и всегда лишь те права, которые существовали в естественной конституции нации, ей удавалось успешно развивать путём принятия писаных основных законов». Поэтому весьма наивно конституционные права сводить лишь к некоему перечню норм в соответствующем разделе Основного закона державы, для постижения которых достаточно подробного и внятного научного комментария или судебного толкования.

В действительности, конституционные права человека — это составная часть правового менталитета граждан, формирование которого — основополагающая цель гражданского общества и правового государства. Но гражданское общество и правовое государство, в свою очередь, — это те институты цивилизации, которые зарождаются, формируются и укореняются лишь в условиях настоятельной социально-психологической, культурной, можно даже сказать, религиозной потребности людей в их бытии. Без подобной внутренней предрасположенности народа у этих институтов нет ни малейших шансов на зарождение и существование, невзирая на непременное упоминание их в текстах действующего законодательства, дежурных речах политиков, бодрых репортажах СМИ и выступлениях чиновников внешнеполитического ведомства на разного рода международных форумах.

В связи с дальнейшим ходом рассуждений пришло время задуматься и, возможно, переосмыслить фаталистический вывод Н.А. Бердяева в отношении особенностей менталитета нашего населения: «Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле этого слова. Это — аполитический народ по строению своего духа…». При всём уважении не могу согласиться с этим замечательным мыслителем. Народ, как и отдельный человек, не вправе бессильно складывать руки, ожидая приговора неотвратимой судьбы. Народ, который пережил столько потрясений, трагедий и несчастий как неизбежное следствие своего менталитета, имеет все основания для его изменения. Он должен созидать своё будущее, невзирая на различные превратности судьбы, своими руками. В этом отношении необходимо согласиться с первым Президентом Украины: «Сегодня главное — сформировать народ гордый, достойный, сильный, могучий, способный перебороть всё. Формировать нацию и народ». Отсутствие такового ныне — одна из самых больших проблем Украины и её соседей по континенту.

Дальнейшая логика изложения требует, однако, обратить внимание на следующее обстоятельство. Жизнедеятельность народов, конституции которых являют собой результат их собственного исторического опыта, весьма отличается от политического строя тех, чьи тексты основных законов были преимущественно позаимствованы из сокровищницы конституционной мысли других стран. Очевидно, что сей процесс далеко не очень благовидного заимствования сопровождался весьма сомнительными доводами: нам надо как можно скорее обзавестись основным законом в качестве необходимого атрибута суверенного государства, непременно при этом доказать миру свою государствообразующую состоятельность, получить соответствующее одобрение содержания текста основного закона со стороны международного сообщества. А легче и быстрее всего оказалось это сделать путём поверхностного заимствования у просвещённых наций их идей, принципов и норм права.

Но конституция — не мобильные телефоны, не импортные электронная техника и дорогие автомобили, которые можно привести в движение простым нажатием кнопки или ключа зажигания. Основной закон государства требует в качестве необходимой предпосылки своего воплощения в жизнь некого исторического опыта, некой правовой культуры, традиций и национальной элиты, без которых конституция будет мертва для народа и безвредной пустышкой для высокопоставленного чиновничества державы. На подобное положение вещей в политической жизни Украины уже давно обратило внимание подавляющее большинство политических обозревателей, правоведов и журналистов. В частности, один из украинских публицистов заметил, что «предназначение Конституции — служить фундаментальным Законом, который свято чтят и неукоснительно соблюдают все участники политического процесса. Если же использовать Конституцию в качестве половика для вытирания ног, её можно менять хоть каждый год — без особого толка.

Мы можем создавать всевозможные комиссии, привлекать авторитетных юристов, устраивать спиритические сеансы, вызывая в качестве консультантов духи Филиппа Орлика, Конрада Аденауэра и Шарля де Голля…. Но так и не напишем Конституцию, которая подошла бы нашему уникальному политикуму» («Украинская правда», 25.04.2008 г.).

Уникальность политического класса Украины, однако, заключается в его примитивной, меркантильной мотивации, в которой напрочь отсутствует какой-либо конституционно-правовой интерес, государственное мышление и