Родная кровь - Anne Dar

мои младшие брат и сестра не видели, как растёт Пейтон, не участвовали в её жизни, даже не знали о её существовании… Как за подобное можно простить виновного? Как простить себя? Я не знаю, как подобный удар смогут пережить родители – они уже начали винить себя в том, что в день рождения Пейтон не заметили подмену. Что теперь будет?..

Мы ждали Пейтон у выхода из зала суда, в котором случилась давка, и мы видели, что она заметила нас. Она отстранилась. Мы позволили ей уйти. Снова. Как только она поспешила скрыться в противоположном нам направлении, я впервые осознала, впервые почувствовала жгучую, невыносимую боль там, где, должно быть, заточена моя душа. Я всю жизнь не просто любила – я обожала своих младших брата и сестру. Будучи на пятнадцать лет старше Терезы и на девять лет старше Грира, я была всего на семь лет старше Пейтон – она была бы самым приближённым ребёнком ко мне по возрасту, она стала бы моей самой близкой компанией, если бы мы её не потеряли! Как сильно я тянулась к ней все два года нашего случайного знакомства, никак не в силах объяснить самой себе это притяжение, и какой сестрой могла я стать ей!.. Мою душу резали на лоскутки кривые, неотёсанные, тупые ножницы боли, чьи лезвия были закалены в отчаянии. Я не сомневалась в том, что Ламберт сказал правду. Не сомневалась в том, что Пейтон – моя родная сестра, и ДНК-тест это подтвердит. Я на протяжении двух лет вслепую дружила с ней… Мне было по-настоящему больно оттого, что она так рано потеряла своих родителей, что у неё нет ни одного действительно близкого человека… Я так сильно желала её дружбы и её внимания… Как я смогла рассмотреть в ней родную душу, но не смогла рассмотреть в ней свою родную кровь?! Она ведь так похожа на Терезу! Их различает разве что цвет глаз и рост… Маршалл неоднократно говорил мне, что я так сильно тянусь к Пейтон потому, что та чрезмерно сильно похожа на Тессу, но я постоянно сводила его прозорливые замечания к дурацким шуткам о том, что Пейтон слишком красива, и тогда он изображал наигранную ревность… Как я могла быть настолько слепа?! Пейтон и Тереза – стопроцентные сёстры между собой и единоутробные сёстры для меня. Я должна была быть рядом с каждой из них всю их жизнь, должна была защитить каждую, но смогла справиться со своими обязанностями старшей сестры лишь наполовину в случае с Терезой, и ни единым процентом не справилась в случае с Пейтон!

Мы никогда не выплатим свой долг перед ней. Сколько бы раз мы не произнесли вслух или мысленно исцеляющее слово “прости”, ничто не замолит греха потери. Мы потеряли её, а потеряв, даже не искали. Она всю свою жизнь была одна. Без нас. Если она отвергнет нас – это убьёт не только родителей. Отказ Пейтон сблизиться с нами, её семьёй, убьёт и меня. Какой бы сильной я ни была всю свою жизнь, сейчас я чувствую, что вся моя воля без остатка перетекла в руки Пейтон: сожми она свои кулаки – и она раздавит её. Раздавит всех нас. Одним лишь своим нежеланием знать нас. Отказавшись от нас, она ничего не потеряет – невозможно потерять то, чего у тебя никогда не было. Однако в случае её отказа мы потеряем всё – мы потеряем её во второй раз, а это больше, чем возможно пережить без катастрофических последствий…

Все эти годы в родительском доме имелась одна запертая небольшая комната – комната их потерянной дочери, нашей потерянной сестры. В этой комнате родители каждый год на Рождество, Новый год, Пасху и день рождения своей родившейся тридцать пять лет назад дочери собирали подарки, которые, по их мнению, они могли бы подарить ей в том или ином её возрасте. В той обители несбывшихся надежд заперт жутко красивый детский трехколесный велосипед синего цвета, на котором отец учил бы Пейтон ездить в её трехлетнем возрасте, а ещё там можно найти не меньше двух десятков кукол, которые мама продолжала бы дарить Пейтон вплоть до её подросткового возраста, и в бархатной шкатулке спрятана тонкая золотая цепочка, которую родители подарили бы ей на её восемнадцатилетие… Там заперт один-единственный подарок, который я вдруг решила купить в честь двадцатого дня рождения своей призрачной сестры: виниловый проигрыватель с одной-единственной грампластинкой, моей самой любимой, той самой, которую я хотела бы, чтобы она однажды послушала и после поделилась бы со мной своим мнением о ней. Почему я ни до этого, ни после не делала ей подарков на её дни рождения и на другие праздники?! Ведь Гриру и Терезе я дарила так много подарков, даже без повода!..

Наше общее на всех шоковое состояние подпитывалось ещё больше осознанием того факта, что Пейтон, по сути, всё это время росла у нас буквально под носом: она была всего на два года старше Грира, ходила с ним и Терезой в одну школу, и даже в старших классах ввязалась из-за брата в драку. Но до моей встречи с ней, состоявшейся два года назад, я прежде не видела её, как не видели её и остальные члены нашей семьи, за исключением Грира и Терезы, которые лишь смутно помнили её по школе благодаря её выдающимся успехам: с их слов, фото Пейтон периодически висело то на доске почёта, из-за её спортивных достижений, то на на доске позора, из-за её сбитых кулаков. Родители ходили в эту школу на собрания, они могли видеть её прославленную с разных ракурсов фотографию и даже её лично! Пейтон ходила по тем же улицам, по которым ходили мы и по которым ходили остальные сто двадцать тысяч чужих нам человек, проживающих в Роаре… Какова была вероятность нашей случайной встречи? Вероятность была крайне высока! Возможно, мы даже виделись мимолётом: в какой-нибудь магазинной очереди мой взгляд скользил по её спине или нас подвозил один и тот же таксист. Быть может, мы посещали одни сеансы в кинотеатре и ели попкорн из одного автомата в один и тот же день… Прошло почти тридцать три года, прежде чем Пейтон явилась в мой бар по моему собственному вызову. Будучи меньше меня в комплектации, она уложила лицом в пол байкера, который был вдвое крупнее неё. Она предстала передо мной взрослой, сильной и красивой, и точно не нуждающейся в моей помощи. Не нуждающейся во мне.