Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

исключительность и абсолютную верность. В 1927 году лаборатория была преобразована в Институт мозга. Первоначально директором института был известный немецкий профессор О. Фогт, затем профессор С.А. Саркисов, другие ученые. В мае 1936 года председатель Комитета по заведованию учеными и учебными заведениями докладывал в ЦК ВКП(б), что за десять лет «закончена основная, величайшей важности задача, для каковой и был создан институт – изучение мозга Ленина». Труд содержит 153 страницы машинописного текста и 15 альбомов с 750 микрофотографиями, таблицами и диаграммами[118].

Конечно, научное значение изучения человеческого мозга вообще не вызывает сомнений. Но очевидно стремление партийного руководства получить некие результаты, которые подтверждали бы уникальность, а точнее, своеобразное превосходство мозга Ленина по сравнению с мозгом других людей. (Но ведь это был мозг больного человека!) В мае 1936 года директор Института мозга Саркисов докладывает большой секретной запиской Сталину о ходе изучения мозга Ленина. Отмечу лишь несколько моментов из этого сообщения.

Директор института напоминает, что еще в 1927 году в узком кругу членов правительства Фогт сделал доклад о мозге В.И. Ленина. Директор сообщает, что можно говорить об «исключительно высокой организации мозга В.И. Ленина» по целому ряду признаков (качество борозд и извилин и т. д.). Мозг Ленина сравнивался, как пишет Саркисов, с десятью полушариями «средних людей», а также мозгом Скворцова‐Степанова, Маяковского, известного философа Богданова. Мозг Ленина, говорится в докладе, «фиксирован в формалине и спирту, разделен на блоки и залит в парафин. Блоки разложены на 30 963 среза, полностью сохраняющиеся в институте». Автор доклада утверждает, что в мозгу Ленина более высокий процент борозд лобной доли по сравнению с мозгом Куйбышева, Луначарского, Менжинского, Богданова, Мичурина, Маяковского, академика Павлова, Клары Цеткин, академика Лулевича, Циолковского…

Не буду утомлять читателя результатами научных изысков коллектива института. Возможно, все это имеет немалую научную ценность. Но вызывает протест, что вся методология (как явствует из архивных документов) сводилась в то время к поискам преимуществ, превосходства, особых отличий мозга Ленина от мозга остальных людей. Может, поэту Маяковскому нужны были по качеству совсем другие «борозды» и извилины, и с этой точки зрения мозг Владимира Владимировича имел явное «превосходство» над мозгом вождя?

Я бы назвал стремление найти, обязательно найти превосходящие особенности мозга Ленина, как это просматривалось в прошлом, своеобразным «физиологическим» расизмом. Пусть не обижаются на меня ученые‐специалисты, но каждый мозг нормального человека уникален и поэтому, вероятно, может иметь свои неповторимые особенности, которыми не располагают другие. И это естественно.

Известно, например, что средний вес нормального человеческого мозга 1300–1400 граммов. У Ленина – 1340 граммов. Едва дотягивал до нормы. В докладе Саркисова совсем не отмечены те аномалии в мозгу Ленина, которые были вызваны долгой болезнью. То и дело подчеркивается, что «мозг В.И. обладал столь высокой организацией, что даже во время болезни, несмотря на большие разрушения, он стоял на очень большой высоте». Читая пространный доклад, нельзя отделаться от мысли о его политической заданности и предопределенности[119].

Не знаю, как у других, у меня вызвал внутренний протест доклад ученого о том, что в институте «накоплен богатейший анатомический материал». В том числе мозг (кроме упоминавшихся выше) Сэн Катаямы, Барбюса, Андрея Белого, Багрицкого, Собинова, Ипполитова‐Иванова и других известных людей. Если с мозгом экспериментируют с разрешения бывших «владельцев» – это одно дело. И другое – если он нужен лишь для сравнения с гениальным серым веществом вождя.

Если бы Ленин мог проследить свою судьбу после смерти, то отметил бы с удовлетворением, что его идеи, выраженные в его самой последней статье, написанной в этой бренной жизни, материализовались в действительность. Напомню: тогда Ленин писал, что соединение партийного и советского начал является «источником чрезвычайной силы в нашей политике». Он считает необходимым осуществить также и слияние «контрольного партийного учреждения с контрольным советским»[120]. По сути, Ленин предлагает (но так уже было при нем и будет еще больше после него) партийную диктатуру. Однако диктатура немыслима без вождя. Сам Ленин оказался первым вождем этой партийной диктатуры. Поэтому посмертное его обожествление не было «перегибом», «извращением», субъективной абсолютизацией роли вождя. Это было закономерным следствием господства уже сформировавшейся партийной диктатуры. Свое уродливое мавзолейное бессмертие, по большому счету, Ленин сотворил сам. Вероятно, помимо своей воли и личных амбиций, которых у него, видимо, не было.

Если допустить теперь уже невозможное, что в январе 1924 года на съезде Советов, кроме фракции большевиков, были бы и фракции меньшевиков, эсеров, кадетов, то разве бы стала возможной вся та эпидемия траурных торжеств, связанная со смертью главы правительства? Разве появился бы Мавзолей и тысячи музеев и памятников? Нет и еще раз нет. Но все дело как раз в том и состоит, что умер не просто председатель правительственного кабинета, но человек, олицетворяющий высшую партийную власть, кроме которой в стране уже ничего не было…

Возможно, идея мумифицирования родилась спонтанно, даже случайно. Но превращение вождя партийной диктатуры в идеологического идола – не случайно. Это выражение тоталитарной закономерности. «Ленин – живее всех живых» – этот пропагандистский лозунг, похоже, воспринимался почти буквально. Судите сами. На заседании Политбюро 16 февраля 1973 года обсуждается: «К вопросу о начале обмена партийных документов». Оказывается, этот «вопрос» нужен только для того, чтобы принять следующее постановление:

«Партийный билет № 00000001 образца 1973 года выписать на имя основателя Коммунистической партии Советского Союза и Советского государства В.И. Ленина.

Подписание билета поручить Генеральному секретарю ЦК КПСС т. Брежневу Л.И. При подписании присутствовать членам Политбюро ЦК КПСС, кандидатам в члены Политбюро ЦК КПСС и секретарям ЦК КПСС..»[121]

Это уже не символический ритуал, а партийное священнодействие, очередное поклонение мумии. Естественно, билет № 00000002 предназначался другому «Ильичу» – Брежневу.

Почти ровно за год до своей смерти, 17 января 1923 года, Ленин продиктовал очень откровенную фразу: «Помнится, Наполеон писал: «Оn s’engage et puis… on voit». В вольном русском переводе это значит: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет». Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидели такие детали развития…»[122]

Ленин ввязывался в бой с абсолютно ясной, главной целью: захватить власть. Но сам характер этой цели, словно неумолимый закон, продиктовал все последующие действия вождя и следующего за ним партийного ордена.

Мумия, возможно, случайна. Но идол Ленина закономерен.

Зимой и летом, в стужу и зной идут люди к большевистской мумии. Но сегодня ведет их уже больше не потребность поклониться, а чаще простое человеческое любопытство. Человек, нанесший самый страшный удар по религии, церкви и разрушивший многие святыни православных мощей, сам