Париж - Эдвард Резерфорд

Стоя на площади перед гильотиной, Бланшар с особой ясностью понял, что над его собственной судьбой тоже навис меч. Через месяц или два – самое больше через три – он сам прибудет сюда в такой же повозке. Робеспьер увидел его насквозь. В своем стремлении спасти жизнь Софи Эмиль Бланшар диагностировал беременность, которой не было.

Софи не хотела идти на эту уловку.

– Я умру с тобой, – говорила она Этьену.

Но тот даже не стал слушать ее возражения и сказал, что она должна воспользоваться шансом, который дал ей доктор Бланшар.

– Если ты откажешься, – убеждал де Синь жену, – то сделаешь мою смерть еще труднее.

Итак, она проживет чуть дольше, в тюрьме. Потом правда выйдет наружу, и ее все равно казнят. Бланшар же предстанет перед трибуналом, после чего его погрузят в эту повозку и привезут, вероятнее всего, на эту самую площадь, положат под тот же самый нож. А его жена и дети останутся без защитника и кормильца.

Один акт милосердия, один безрассудный поступок. Он совершил его из лучших побуждений, но просчитался, и теперь ошибка будет стоить ему жизни. Как он мог пойти на такой риск? Он проклинал свою глупость. И в тот момент Бланшару показалось, что нет в мире ни справедливости, ни высшей цели. Только сила и бдительность, скрытность и счастливый случай могут отсрочить смерть, а человеческое общество ничем не отличается от зверей в лесах и рыб в море.

С печалью и жалостью, но и со страхом Бланшар наблюдал, как Этьена де Синя привели на помост, положили на скамейку под страшным косым лезвием и оно в ту же секунду с жутким дребезгом упало вниз.

Он увидел, как голова Этьена скатилась в подставленную корзину. А потом высокая женщина, стоявшая у самой гильотины, сунула руку в корзину, схватила голову за волосы и высоко подняла ее в знак триумфа.

Неделя, которая последовала за казнью де Синя, была для доктора Бланшара трудной. Иногда ему хотелось рассказать все жене, с которой Эмиль привык всем делиться, но останавливало чувство стыда. Что скажет его бедная семья, когда узнает, что он так безответственно пошел на смертельный риск ради Софи де Синь? Неужели он даже не вспомнил о них, когда поставил на карту свою жизнь, их безопасность и счастье? Какой он после этого муж и отец? И что хуже всего: своим поступком он ничего не добился. Софи все равно погибнет. Все было напрасно. Он полный идиот.

Поэтому Эмиль Бланшар молчал.

Себе он говорил, что оберегает семью. Зачем ввергать своих близких в пучину отчаяния раньше срока? Пусть насладятся тем временем, что осталось у них перед тем, как их мир взорвется. Он посвятит всего себя тому, чтобы сделать эти последние месяцы самыми счастливыми в их семейной жизни.

И до определенного момента доктору казалось, что у него это получается. В первый вечер, когда дочка предложила ему партию в карты, он сел за стол и провел за бессмысленным занятием более часа, хотя до сих пор на все подобные просьбы отвечал отказом. Когда сын из-за небрежности порвал свою лучшую куртку, Бланшар улыбнулся сочувственно и сказал, что такое могло приключиться с каждым. С женой он был любящим и заботливым. Через три дня Эмиль почти гордился собой. Несмотря на все свои недостатки, думал доктор Бланшар, в трудную минуту он ведет себя как подобает, и это будут помнить, когда его не станет. Каково же было его удивление, когда в тот же вечер, как только они остались наедине, жена посмотрела на него тревожно и спросила:

– Что случилось?

– Ничего, – ответил он. – Почему ты спрашиваешь?

– Ты какой-то напряженный. И вид у тебя несчастный.

Он чуть не поддался порыву во всем признаться, но вместо этого воскликнул:

– Ничего подобного, дорогая! Времена сейчас нелегкие, тут не поспоришь. Но для меня величайшая отрада в жизни – это жена и дети.

С утра Бланшар удвоил свои усилия.

Миновали сутки, потом еще одни. Каждый день все новые зачинщики заговоров, реальных и воображаемых, представали перед трибуналом, неустанно катились одна за другой повозки от тюрьмы к гильотинам. Но доктор Бланшар продолжал следовать своему плану: расточал в семье улыбки и любовь, скрывая в душе ад.

Почти десять дней прошло после казни Этьена де Синя, когда из Конвента пришла новость: Робеспьер нарушил длившееся месяц затворничество и вернулся, чтобы произнести речь. Но если раньше каждое его слово встречалось бурными рукоплесканиями, то на этот раз случилось невероятное. Бланшар услышал обо всем от адвоката, который оказался свидетелем той сцены.

– Его криками заставили замолчать, – взахлеб рассказывал адвокат. – Больше не желали слушать. Робеспьер зашел слишком далеко. Никто уже не понимал, кого и в чем он обвинит в следующий раз. После того праздника в честь Высшего Существа в Конвенте стали говорить, что он возомнил себя Богом. И у Дантона, знаете ли, было много друзей. Раньше они не смели поднять голову, но не простили Робеспьеру того, что он сделал.

– Но Робеспьер все еще грозный противник, – осторожно заметил Бланшар. – Те, кто заглушил его криками, могут пожалеть об этом.

Однако он ошибся. Потому что днем позже стало известно о еще более поразительном событии. Кто-то, затаивший на Робеспьера злость, пытался застрелить его и ранил в лицо.

И потом это случилось. Возможно, недовольство, исподволь копившееся в людях, выплеснулось бы в любом случае. Бланшар не мог сказать наверняка. Но теперь, увидев Робеспьера сначала лишенным слова, а затем раненым, Конвент набросился на него с животной яростью, как набрасывается стая волков на вожака, давшего слабину. От скорости расправы занимался дух. Робеспьера судили и приговорили к смерти. Потом, с перевязанной челюстью и все еще в крови, непреклонного, неподкупного якобинца и верховного жреца революции отвезли, как ранее множество его жертв, на площадь Революции и под рев толпы гильотинировали.

В течение дня десятки его ближайших соратников постигла та же участь.

Гильотина добралась до самого Террора. Террор закончился.

«Как это скажется на моей судьбе?» – задавался вопросом Эмиль Бланшар. Софи де Синь все еще считалась беременной. Когда обнаружится, что это не так, приведут ли в исполнение смертный приговор, вынесенный трибуналом? Вспомнят ли о его, Бланшара, роли? Ведь Робеспьер говорил с ним при свидетелях. Существует ли по-прежнему риск, что его арестуют? Предугадать было невозможно.

Он навещал Софи в тюрьме и каждую неделю носил ей еду. Даже через три недели после казни она жаловалась на кошмары, приступы дрожи и несварение желудка.

– Меня тошнит при виде еды, – печально говорила она доктору.

Но он объяснил ей, что эти симптомы вполне ожидаемы после пережитой ею ужасной потери и со временем исчезнут.

Бланшар был уверен, что так и будет. Софи была здоровой молодой женщиной. Что уготовано ей в будущем, он пока не мог знать и старательно избегал этой темы в беседах с ней. В течение месяца с каждым его визитом она как будто становилась спокойнее, хотя по-прежнему страдала от различных недомоганий.