2666 - Роберто Боланьо
Шрифт:
Интервал:
Двенадцатого ноября судебный полицейский Хуан де Дьос Мартинес услышал на полицейской частоте, что найден труп убитой женщины. Хотя ему не поручали этого дела, он направился к месту обнаружения тела, между улицами Карибе и Бермудас в районе Феликс Гомес. Убитую звали Анхелика Очоа, и, как рассказали ему полицейские, огораживавшие место преступления, все это больше походило на сведение счетов, чем на убийство, совершенное на сексуальной почве. Незадолго до преступления два полицейских видели, как стоявшая на тротуаре рядом с дискотекой Эль Вакеро пара жарко спорила. Они не стали вмешиваться, подумав, что это классический случай жанра «милые бранятся — только тешатся». Осмотр показал наличие пулевого ранения в левый висок, с выходным отверстием через правое ухо. Вторая пуля была выпущена в щеку, выходное отверстие — правая сторона шеи. Третья — в правое колено. Четвертая — в левое бедро. Пятая, и последняя пуля — в правое бедро. Стреляли, как подумал Хуан, изначально пятой пулей, а закончили первой — контрольной в левый висок. А где в это время, пока выпускали пять пуль одну за другой, находились видевшие ссорившуюся пару полицейские? На допросе они не сумели дать этому внятное объяснение. Сказали, что, услышав выстрелы, развернулись, приехали на улицу Карибе, но все уже было кончено: Анхелика лежала на земле, а любопытствующие высовывались из дверей соседних домов. На следующий день полиция заявила, что это преступление на почве страсти и что возможного убийцу зовут Рубен Гомес Арансибия, это местный сутенер, известный также под кличкой Олень, не потому, что он походил на животное, а потому, что иногда говорил, что заоленил многих мужчин — в том смысле, что затравил многих мужчин предательством и с пользой для себя, как и полагалось поступать сутенеру второго-третьего разбора. Анхелика Очоа была его женой, и, похоже, Олень узнал, что она хочет от него уйти. Возможно, думал Хуан, сидя за рулем машины, остановившейся на темном перекрестке, убийство было непредумышленным. Возможно, поначалу Олень только хотел побить, или запугать, или преподать урок — отсюда пуля в правое бедро, а затем, увидев перекошенное от боли лицо жены, к ярости прибавилось чувство юмора, глубокое такое, как пропасть, чувство юмора, и он захотел симметрии и выстрелил в левое бедро. А с этого момента уже не смог удержаться. Двери машины были открыты. Хуан уперся головой в руль и попытался заплакать, но не смог. Попытки полиции найти Оленя ничего не дали. Он исчез.
В девятнадцать у меня появились любовники. О моей сексуальной жизни ходят легенды по всей Мексике, но в легендах всегда мало правды, а уж в Мексике и подавно. Первый раз я переспала с мужчиной из любопытства. Да, именно так. Не из любви, или восхищения, или страха, как это обычно делают другие женщины. Я могла бы сделать это из жалости: в конце концов, чувак, с которым я трахнулась в первый раз, внушал мне жалость, но правда в том, что я это сделала именно из любопытства. Через два месяца я его бросила и ушла к другому — уроду, который полагал, что устроит тут революцию. Таких типов в Мексике пруд пруди. Мальчишки, глупые и дурацкие, высокомерные, встречали на своем пути одну из Эскивель Плата и теряли голову: они хотели оттрахать ее незамедлительно, словно взять подобную мне женщину — то же самое, что взять Зимний дворец. Зимний дворец! Да они газон не умели подстричь на Летней даче! Ну ладно, этого я тоже вскоре бросила, сейчас он журналист, известный тем, что всякий раз, напиваясь, рассказывает, что был моей первой любовью. Следующие появлялись, потому что нравились в постели или потому что мне было скучно, а они были остроумные, или веселые, или такие странные, настолько странные, что мне оставалось лишь хохотать над ними. Некоторое время, как вы, без сомнения, знаете, я интересовалась университетскими левыми. До того как съездила на Кубу. Потом вышла замуж, родила сына, а мой муж, который тоже был из левых, вступил в ИРП. Я пошла в журналистику. По воскресеньям приезжала домой — в смысле, в мой старый дом, где медленно угасала моя семья, и бродила по коридорам, по саду, просматривала фотоальбомы, читала дневники, более походящие на молитвенники неизвестных мне предков, посиживала рядом с каменным колодцем во дворе, сидела тихо, не двигаясь, погрузившись в чего-то ждущую тишину, и курила сигарету за сигаретой, не читая, не думая, временами даже ничего не вспоминая. По правде говоря, я скучала. Хотела чем-то заняться, вот только не знала чем. Несколько месяцев спустя развелась. Наш брак не продлился даже двух лет. Естественно, моя семья пыталась меня разубедить, они грозились выкинуть меня на улицу, сказали — причем совершенно правильно, с другой-то стороны, — что я первая из Эскивелей, кто презрел святое таинство брака, один из моих дядюшек, священник, девяностолетний старичок, дон Эскивель Плата, хотел со мной поговорить, просто проинформировать меня кое о чем безо всякого официоза, но тогда, когда они меньше всего этого ждали, из меня вылупился монстр властности, или, как сейчас говорят, — лидерства, и я каждого из них и всех их вместе послала по известному адресу. Одним словом: в этих стенах я превратилась в то, что я есть и чем буду, пока не умру. Я им сказала: хватит с меня ханжества и шепотков за спиной. Я им сказала: не потерплю больше пидорасов в семье. Я им сказала: состояние Эскивелей уменьшается с каждым годом, и такими темпами моему сыну, к примеру, или моим внукам — если мой сын удастся в меня, а не в них — негде будет голову преклонить. Я им сказала: не желаю слышать возражений, пока говорю. Я им сказала: если кто-то со мной не согласен — валите, дверь большая, а Мексика так еще больше. Я им сказала: начиная с этой грозовой ночи (а на небе действительно вспыхивали над городом молнии, и мы это прекрасно видели из окон) заканчиваем делать разорительные пожертвования церкви, которая, может, и обеспечивала нам рай после смерти, но здесь на земле уже сто лет как
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!