История христианской церкви. Том 3. Никейское и посленикейское христианство. 311 - 590 года по Рождество Христово - Филипп Шафф

Никейско–константинопольский символ веры утверждает лишь, что Дух исходит a Patre, хотя и не в исключительном смысле, а, скорее, в противовес духоборам — чтобы указать на столь же непосредственные отношения Духа с Отцом, сколь непосредственными являются отношения с Ним Сына. Дух не сотворен Сыном, но вечно исходит непосредственно от Отца, как Сын от вечности рожден от Отца. Все исходит от Отца при посредничестве Сына и совершается Святым Духом. Афанасий, Василий и Григории придерживались этого взгляда, не отрицая исхождения Духа от Сына. Некоторые греческие отцы церкви, Епифаний[1493], Маркелл Анкирский[1494] и Кирилл Александрийский[1495], считали Духа исходящим от Отца и Сына, тогда как Феодор Мопсвестийский и Феодорит не допускали зависимости Духа от Сына.

Постепенно мнение Августина стало признано всеми на Западе. Его придерживались Боэций, Лев Великий и другие[1496]. Оно даже включено в Никейский символ веры Толедским собором 589 г. посредством добавления filioque вместе с анафемой против его оппонентов, под которыми, однако, понимаются не греки, а ариане.

Здесь до сих пор кроется основное противоречие между учениями Греческой и Латинской церквей, хотя споры об этом начались только в середине IX века при патриархе Фотии (867)[1497]. Доктор Уотерленд так кратко определяет смысл спора[1498]: «Греки и латиняне вели много длительных споров об исхождении. Следует отметить одно: хотя древние, на авторитет которых опирались обе партии, часто говорили, что Святой Дух исходит от Отца, не упоминая о Сыне, они никогда не говорили, что Он исходит только от Отца, так что современные греки явно изменили сам этот догмат — по крайней мере, его формулировку, если не реальный смысл и значение. Что же касается латинян, то они говорили, что древние никогда не осуждали этого их учения, а многие из них даже открыто подтверждали его; и что восточные церкви пустились в осуждение в первую очередь из‑за того, что без согласования с ними что‑то было добавлено к символу веры вселенского собора, а не из‑за несогласия с самим учением; и что те греческие церкви, которые осуждают это учение как еретическое, сталкиваются с необходимостью признавать практически то же самое, но только используют другие выражения; и что в самом Писании ясно сказано: Святой Дух исходит по меньшей мере через Сына, если и не от Него, что по сути то же самое».

Эти доктринальные разногласия между Греческой и Латинской церковью, сколь бы незначительными они ни казались на первый взгляд, характеризуют их обе и указывают на разницу между консервативным и неподвижным богословием Востока после великих вселенских соборов и подвижным, продолжающим систематизацию богословием Запада. Конечно, можно подвергать сомнениям разумность изменения древней и всеми признанной формулировки символа веры, но следует признать, что Никейский символ веры подвергся и нескольким другим изменениям, которые воплощены в Константинопольском символе веры и были приняты греками так же, как и латинянами. Но если говорить о Filioque, то в этом случае с Восточной церковью, создавшей Никейский символ веры, не посоветовались, да и когда Карл Великий впервые сообщил епископу Римскому об этом добавлении, тот выступил против такого новшества. Преемники же епископа Римского согласились с нововведением, и протестантские церкви приняли Никейский символ веры вместе с Filioque, однако не особенно углубляясь в изучение данного вопроса. Греческая церковь всегда протестовала против этого добавления со времен Фотия и никогда его не примет. Она проводит четкое разграничение между исхождением как вечным и внутренним процессом в самой Святой Троице и ниспосланием Духа как актом самораскрытия Троицы во времени. Дух вечно исходит только от Отца (хотя и через Сына), но Он был послан Отцом и Сыном в день Пятидесятницы. Поэтому в первом случае используется форма настоящего времени (Ин. 15:26), а во втором — будущего времени (Ин. 14:26; 15:26). Греческая церковь в центр данного вопроса ставит достоинство и всемогущество Отца, выступающего как единственный источник и корень Божественности, тогда как Латинская церковь не желает уронить достоинство Сына, Который обладает единой сущностью с Отцом, а потому делает вывод о двойном исхожде–нии Духа при двойном ниспослании.

G. Joh. Voss (реформатская церковь): De tribus symbolis, diss, ii, 1642, также его Opera Omnia, Amstel., 1701 (ознаменовала новую эпоху в критических исследованиях). Архиепископ Usher: De symbolis. 1647. J. H. Heidegger (реформатская церковь): De symbolo Athanasiano. Zur., 1680. Ем. Tentzel (лютеранин): Judicia eruditoram de Symb. Äthan, studiose collecta. Goth., 1687. Montfaucon (католик): Diatribe in Symbolum Quicunque, в бенедиктинском издании Opera Athanasii, Par., 1698, tom. ii, pp. 719–735. Dan. Waterland (англиканин): A Critical History of the Athanasian Creed. Cambridge, 1724, sec. ed. 1728 (в его Works, ed. Mildert, vol. iii, pp. 97–270, Oxf., 1843). Dom. M. Speroni (католик): De symbolo vulgo S. Athanasii. Dias, i, and ii. Patav., 1750 - '51. E. Köllner (лютеранин): Symbolik aller christl. Confessionen. Hamb., vol. i, 1837, pp. 53–92. W. W. Harvey (англиканин): The History and Theology of the Three Creeds. Lond., 1854, vol. ii, pp. 541–695. Ph. Schaff: The Athanasian Creed, в Am. Theolog. Review, New York, 1866, pp. 584–625. (См. также более ранние труды, в хронологическом порядке, в Waterland, l. с, р. 108 ff., и в Köllner).