А голову мы дома не забыли! - Аркадий Тимофеевич Аверченко

сняла внезапно переставшую упираться Ириску.

– Что здесь происходит? – Вера Алексеевна бесшумно зашла в застывший от изумления класс.

– Я не буду с ним сидеть! Он это все специально! – прошептала несчастная Лера и расплакалась.

Оба урока труда Мишка провел в кабинете директора. Сначала он долго сидел в приемной в ожидании мамы, потом сбивчиво пытался объяснить и возмущенной маме, и директору, что никого не хотел пугать, а просто… хотел показать Ириску… одноклассникам. Потом мама с директором по очереди отчитывали его, он извинялся перед Лерой, мама извинялась перед красной от смущения Лерой… И, наконец, мама забрала Ириску, все это время мирно дремавшую в Мишкином свитере, домой, грозно взглянув на него напоследок.

Мишка поплелся на математику и, когда открыл дверь, первое, что увидел, – Алису, сидящую за его партой, и растрепанную Лерину «пальмочку» на бывшем Алискином месте.

– А меня к тебе пересадили, – шепнула Алиса, когда Мишка сел. И ободряюще добавила: – Я знаю, что ты не специально. Ты, наверное, просто не хотел, чтобы ей скучно было дома, да?

– Я вообще… тебе ее хотел… показать, – сбивчиво прошептал в ответ Мишка, мучительно пытаясь вспомнить стихотворение и размышляя, подойдет ли оно, если Ириска в этот момент едет домой в маминой сумочке.

– Правда? – смутилась Алиса и тут же обрадованно продолжила: – Как здорово! Я очень люблю крыс, и хомяков, и морских свинок, только мне мама не разрешает…

– Крупинкин, к доске, – безжалостно прервала объяснение Вера Алексеевна.

И пока Мишка отчаянно пытался перевести миллиметры в дециметры или метры в сантиметры, пока Вера Алексеевна выводила в его дневнике сразу две двойки – по поведению и математике, пока он шел к своему месту под торжествующим Лериным взглядом, в голове Мишкиной крутились одни и те же строки.

Как только внимание класса переключилось на новую жертву, Мишка торопливо написал на обратной стороне листочка из блокнота исправленную версию стихотворения: «Здраствуй Круглова Алиса прихади к нам в гости сматреть маю крысу».

– Ой, это что – стихи? – удивилась Алиса, но, наткнувшись на строгий взгляд Веры Алексеевны, замолчала и через несколько минут написала в ответ три самых важных слова в Мишкиной жизни: «Приду в воскресенье!» Потом она, правда, приписала: «Если мама разрешит», но это уже было неважно.

Светлана Щелкунова

Бородино

Художник Inna Innushkina

Я пришел к Серёге заниматься. Мы хотели подготовиться к контрольной по математике, и еще нам задали учить «Бородино». В дверях я столкнулся с Серёгиной мамой. Она вытаращила глаза:

– Ты куда?

– Заниматься.

Серёгина мама испуганно посмотрела на меня, потом на Серёгу.

– Не бойся, мам! Вместе позанимаемся, да и с Лизкой вдвоем сидеть веселее.

– Не волнуйтесь! Со мной все дети сидят ну просто как шелковые, – заверил ее я.

Но Серёгина мама почему-то сомневалась. Она, наверное, вспомнила тот случай, когда Лизка была совсем крохотная, в ползунках. Мы ее с Серёгой потеряли под диваном. Но тогда мы были глупые, а сейчас – ответственные.

Серёгина мама все-таки ушла, вздыхая и охая. А мы остались с Лизкой. Пока задачки решали, она в куклы играла и тихо сама с собой разговаривала. Ангел, а не ребенок. Если вообще бывают рыжие ангелы, у которых во рту двух зубов не хватает.

– Это меня и тревожит, – забеспокоился Серёга, – раз она такая тихая, обязательно скоро орать начнет!

Как в воду смотрел. То ли она его услышала, то ли просто время пришло, но Лизка начала ныть:

– Мама! Мама! Сочу к маме. Де моя мама?!

Серёга стал ей рассказывать, где мама, а она уши руками закрыла и как завоет: «У-у-у-у-у!» Как ее успокоить?! Пришлось сказку пообещать! Серёга начал про Колобка. Лизке не понравилось. На «Репку» она плеваться начала. А про теремок вообще слушать не захотела и снова завыла.

– Вот вредина! – возмутился Серёга. – Про теремок ей не хочется! Она всегда так. С мамой тихая, Лиза-подлиза. А как со мной, прям злодей какой-то. Я больше сказок, кажется, не знаю.

– Постой, – говорю я, – есть еще про Красную Шапочку.

Серёга бросился меня обнимать, я чуть не свалился. Потом он принялся рассказывать сказку про Красную Шапочку, а я – учить «Бородино». Сначала я пытался учить про себя. Но к середине сказки Серёга так увлекся, что перешел на крик, и мне тоже пришлось громче.

Серёга кричал:

– И вот прибежал Серый Волк к домику бабушки и постучал «тук-тук». Бабушка спрашивает: «Кто там?» А Волк отвечает ей тоненьким голоском…

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,

             Французу отдана?! —

заорал я.

Тут Лизка ныть перестала, как засмеется и давай в ладоши хлопать. Мы переглянулись, и Серёга продолжил:

– Бабушка была совсем старой, глухой.

Она решила, что это наконец-то пришла ее любимая внучка, и крикнула…

Да! Были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

        Богатыри – не вы! —

завопил я вместо бабушки.

Лизка опять засмеялась. А дальше пошло как по маслу. Правда, сказка оказалась коротковата. Скоро появилась Красная Шапочка, «готовая постоять головой за родину свою». Она устроил а Волку допрос, выпытывая, зачем ему нужны глаза, уши и зубы.

Волк обреченно произнес:

Ребята. Не Москва ль за нами?

       Умремте ж под Москвой!

Бедняга Волк, наверное, почувствовал, что его ожидает, потому что, кроме положенных дровосеков-лесорубов, в дом ворвались «уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами» и, вместо того