Мельмот - Сара Перри

Очнувшись, она подумала с горячею надеждою, что все сие привиделось ей во сне, но тут ощутила нечто мягкое у себя под головою и на плече, словно бы чья-то ладонь поглаживала ее. Она услышала звук, походивший на голос женщины, что-то напевающей без слов и баюкающей ребенка; голос сей, хоть и звучал ласково, пронзил ее обжигающим ужасом, и она лежала, не шевелясь, почти обеспамятев. Затем женщина молвила: «Алиса, возлюбленное дитя мое, о ком я так тосковала, с кого я никогда не сводила взгляда! Наконец я пришла к тебе, и ты знала, что я приду непременно». Но Господь Всемогущий даровал Алисе мужество, коего она так жаждала, и она, высвободившись из объятий баюкавшей ее женщины и поднявшись на ноги, отвечала: «Я не знаю вас – назовите мне ваше имя, госпожа!» – «Это я, Мельмот! Я наблюдала за тобой с той самой минуты, как ты появилась на свет; я знаю тебя так, как никто не знает, и я пришла, дабы избавить тебя от пытки, к каковой ты приговорена». «Нет, – продолжала Алиса, – я не знаю вас, я никогда не слышала вашего имени и не ищу избавления, ибо Господь сказал: та, что восславит Его, да обретет славу». Тогда женщина отвечала: «О нет, ты знаешь меня и всегда знала, ибо я следила за тобой, когда ты поступала так, как не следовало поступать, и я знала, когда ты думаешь о том, о чем не следовало думать, и одна лишь я люблю тебя, люблю самые потаенные и самые грешные уголки души твоей!» – «Неправда! Разве Отец наш небесный, по Чьему образу и подобию мы сотворены, не знает, каковы мы, и не любит нас даже такими?»

Тут женщина, которую, думаю, отныне надлежит мне именовать Мельмот, рассмеялась ужасным смехом; так смеются лишившиеся рассудка, коих выгоняют вон из дома на улицу, где они предаются безумию своему, словно псы блуду. Затем и Мельмот в свой черед поднялась на ноги и будто бы заполнила собою всю каморку: ее волосы, одеяние и самый запах (походивший, как поведала мне Алиса, на аромат лилий, с трупным смрадом смешанный) проникли в самые дальние ее уголки, подобно тени. И молвила Мельмот: «Я собственными глазами видела, чего стоит любовь Божия. Цена ее столь высока, что ты останешься вечною должницею и будешь выплачивать долг свой не деньгами, но прахом и костями, из которых тело твое состоит!» Сказав сие, Мельмот потянулась к Алисе и заключила ее в любовные объятия, а запах лилий так сделался силен, что казался чумным зловонием; Алиса чрез то лишилась чувств и не имела сил ее оттолкнуть, и голова ее помимо воли склонилась на грудь женщины, укрытую колышущейся черною тканью.

Так лежала она в обмороке, а пред глазами у ней вереницею возникали зрелища самых чудовищных пыток, о каковых она в невинности своей и добродетели помыслить не могла и каковых никогда не видела; в тот момент кончилась Алисина юность, как если бы с глаз ее сорвали покровы, с коими все мы рождаемся на свет и кои скрывают от нашего взора то, что люди способны сотворить с себе подобными. Она видела двоих мужчин, привязанных цепями к деревянному столбу, а у ног их – вязанки хвороста. К прутьям поднесли факел, и один из приговоренных начал утешать другого, уговаривая его набраться мужества, ибо хоть пища их с утра и была кислой, но уже вечером трапеза их будет сладка; вскорости он умер. Однако второй, к превеликому его ужасу, оставался жив, ибо ветки были слишком сырыми и огонь лишь оставлял на теле его ожоги. Мучимый нескончаемою страшною болью, принялся он умолять подбросить ветвей в костер, дабы пламя разгорелось яростнее и тем самым приблизило его конец, снова и снова он заклинал их, и взывал к милости Господней, и кричал: «Больше дров! Пощадите меня, сэры, больше дров!» Так прошло добрых полчаса, и он все еще был жив, покуда наконец один человек, не убоявшись наказания, не схватил топор и не воздвиг вокруг столба целую гряду сучьев; тогда пламя вспыхнуло ярче, и несчастный наконец испустил дух.

Затем увидела она другого человека, уже в преклонных летах, привязанного к столбу. Рассветало, пели жаворонки, и подле приговоренного, словно на ярмарке, собралась огромная толпа; люди были в великом возбуждении, ибо есть среди нас те, кто алчет жестокости, подобно страдающему от жажды, алчущему глотка воды. Пламя с яростию пожирало сего несчастного, но он молчал, устремив взор к небесам, и ударял себя в грудь правою ладонью, пока оная не сгорела дотла; тогда он продолжал бить себя тем, что оставалось от его руки, пока жир не начал капать на землю.

Затем увидела она молодую женщину, едва ли намного старше ее самой, с узелком на шее, рыдавшую и молившую, чтобы ее матушке не рассказывали о том, что с нею случилось. И снова ветви были слишком сыры, так что огонь не разгорался, и чрез то муки женщины становились сильнее; она умирала медленно, словно танцуя на охапках хвороста и непристойно извиваясь в цепях, каковое зрелище чрезвычайно веселило толпу любопытных и тех мужчин, что в похоти своей донесли на нее. Наконец, взывая к Спасителю, она склонилась головою к пламени, и узелок на груди у ней загорелся. Но оный повешен был ей на шею некоей родственницей и наполнен был порохом, а потому раздался взрыв, и с тем окончилась земная жизнь несчастной.

Все сие Алиса Бенет видела и слышала так ясно, как если бы сама стояла в пламени, и картины те, как она сказала мне, произвели в ней надлом, и весь ужас нашего мира предстал перед ее очами. Тогда промолвила Мельмот: «Видишь ли теперь, что тебя ожидает? Разве сие не справедливое воздаяние за твою гордыню и безрассудство? Однако ж я не могу позволить тебе претерпеть такую муку. Я стану твоею спутницей и уведу тебя отсюда; ты будешь ходить со мною вместе до скончания дней твоих, и даже видя то, что видела я, и слыша то, что слышала я, уже не лишишься мужества!»

Потом, видя, что объятая ужасом Алиса не понимает, какая судьба ей уготована, Мельмот прибавила: «Не считай меня посланницею дьявола, ибо сие неправда. Я лишь бедная женщина, и я одинока, как и ты. Я осуждена, как и ты! Разве не можем мы разделить наш обоюдный приговор? Взгляни на дверь: даже железные засовы не удержали меня. Пойдешь ли ты со мною скитаться все оставшиеся дни твоей жизни и искать утешения друг в друге?»

Тогда Алиса молвила: «Я не знаю тебя, но знаю без сомнения, что ты искушаешь меня, ибо сердце мое предает меня! Однако Спаситель наш не дрогнул в конце, когда пот Его выступил крупными каплями крови, и хоть желал Он, чтоб горькая чаша сия миновала Его, но при том испил ее до дна во имя любви к тем, кого Он выбрал!»

«Вот как! – молвила Мельмот и продолжала мягче: – Значит, ты избрана Богом?»

«Воистину!» – отвечала Алиса.

«Коли так, то можно ли погубить твою душу?»

«Нет, ибо еще перед созданием мира имя мое было вписано в Книгу жизни».

«Потому ли было оно вписано туда, что завтра ты пройдешь сквозь огонь?»

«Имя мое было вписано туда лишь благодатью Божией, а не вследствие моих деяний».

«Так значит, дитя, не гордыня ведет тебя на костер?»

«Сие не гордыня, а верность Господу моему, ибо отречься от Него было бы грехом».

«И каково было бы наказание твое, случись тебе избежать костра?»

«Я уповала бы на милость Божию, веря, что Он простит мне прегрешение мое и постыдное малодушие».