Охота на императора - Рудольф Баландин

«Я, – вспоминала Вера Фигнер, – жившая в провинции в 1877–1879 гг. и отлично знающая положение дел в Самарской, Саратовской, Тамбовской и Воронежской губерниях, могу удостоверить без всякой натяжки, что тяга к «хождению в народ, которая и в начале семидесятых годов была очень кратковременной и практически для отдельных лиц продолжалась недели, много-много месяц-два, к концу 1875 года остановилась и ограничивалась лишь повторением попыток со стороны тех, кто счастливо ускользнул от происшедших разгромов…

Я прожила в Петровском уезде 10 месяцев, мои ближайшие товарищи в Вольском уезде немного более, и утверждаю, что к нам за все время не присоединился ни один человек, хотя устроиться на местах при уже заведенных связях было чрезвычайно легко. Можно было прийти в отчаяние от революционного одиночества, в котором мы жили. Можно удивляться, как мы, живые, энергичные люди, так долго терпели это положение: только глубокая вера в народ, чаяние, что он и без усилий интеллигенции проснется, поддерживали нас. «Земля и воля» послала на Поволжье только свой отряд, но влияния на стремление молодежи, в смысле «хождения в народ, не имела. Лично я, живя в 1877 году в Петербурге, тщетно искала людей, которых можно было бы привлечь к деятельности в провинции».

Народники выглядели в народе белыми воронами. Живший в 1878 году среди крестьян Саратовской губернии А.И. Иванчин-Писарев, работавший волостным писарем, вспоминал, что его поведение приводило в недоумение местную власть. Что ж это за писарь? Не пьянствует, преподношений не требует, составляет бумаги грамотно… Нет, это сомнительная личность!

Только на первый наивный взгляд молодых энтузиастов «хождение в народ» – занятие не только благородное, но и чрезвычайно полезное для революционного дела и увлекательное. Реальность оказалась совсем иной, чем они предполагали.

Сторонники политического террора верно подметили, от чего сильнее забьются молодые сердца, какой необходим импульс для того, чтобы революционное движение расширилось и пробежало огоньком по всей России. Они создали пропаганду действием, сообщили импульс, указали конкретную цель и путь к достижению ее. Они воодушевляли примером, выводили из неподвижности и увлекали на бой, на подвиг смелый и отважный.

Точных данных о количестве народовольцев нет. Число их было непостоянным, а помимо активистов существовало значительное количество помогающих или сочувствующих. Советский историк С.С. Волк в исследовании «Народная воля» отметил 67 городов России, где существовало 80–90 ячеек этой организации. Кроме того, было около 200 кружков народовольческого направления. Но все это – обобщенные показатели за четыре года. На каждый определенный момент число их было значительно меньше.

Сами народовольцы предполагали, что перед 1 марта 1881 года по всей стране их было примерно 500, не считая 3–5 тысяч рабочих и учащихся, охваченных их пропагандой. Однако опытных подпольщиков было всего лишь несколько десятков человек. Им противостояли десятки тысяч профессиональных сыщиков, полицейских, жандармов, не считая огромной армии дворников, в обязанность которых входило наблюдение за подозрительными жильцами и их знакомыми.

Местные группы народовольцев должны были безоговорочно подчиняться центру и по первому требованию отдавать в его распоряжение свои силы и средства. В ведении центра находились все общепартийные функции и общероссийские дела. В момент восстания он должен был распоряжаться всеми наличными силами партии и направлять их для революционного выступления. До того времени главное внимание уделялось организации заговора, обеспечивавшего переворот с целью передачи власти в руки народа. Таким было главное направление партии.

«Тем более странно было название террористической, – писала Фигнер, – которое она получила впоследствии; ее окрестили этим именем по одному бросавшемуся в глаза признаку – по внешнему обнаружению ее деятельности. Террор никогда сам по себе не был целью партии. Он был средством обороны, самозащиты, считался могучим орудием агитации и употреблялся лишь постольку, поскольку имелось в виду достижение целей организационных. Цареубийство входило в этот отдел, как частность. Осенью 1879 г. оно было необходимостью, вопросом текущего дня, что и дало повод некоторым, в том числе Гольденбергу, потом изменившему нам, принять цареубийство и террористическую деятельность за самый существенный пункт всей программы».

Нет оснований сомневаться в искренности Фигнер. Но приходится помнить, что субъективное мнение членов Исполнительного комитета может не соответствовать объективному положению дел. Одна только подготовка к покушениям на царя требовала таких усилий, что все остальное отступило на дальний план.

Сказывался принцип, которому они неуклонно следовали: цель оправдывает средства. И вне их желания такое, казалось бы, средство для дезорганизации общества как цареубийство, превращалось в цель. Так политический террор объективно стал основой деятельности «Народной воли», не столько средством, сколько целью.

Было решено предпринять в четырех местах покушение на жизнь Александра II. Наряду с этим члены Исполнительного комитета вели просветительскую работу и революционную агитацию среди рабочих, интеллигенции. По словам Фигнер, деятельность агитаторская и организационная всегда шли рядом с работой разрушительной.

Нетрудно догадаться, что пропаганда была не более чем попутной деятельностью. Когда ее ведут несколько десятков человек среди миллионов, да еще всего лишь несколько месяцев или два-три года, об ее эффективности не может быть и речи. Другое дело, когда эти же активисты осуществляют политический террор. Они могут совершить акции, слух о которых пройдет по всей стране и отзовется за рубежом.

«Народная воля» призвана была – в теории – сплачивать недовольные элементы общества в заговор против правительства. Признавалось значение поддержки, которую может оказать ей в момент низвержения его восстание крестьянских масс. Поэтому (опять же в теории) отводилось надлежащее место пропаганде. Реально ничего подобного организовать не удалось. Это были формальные отговорки, отчасти даже самообман. Ведь почти все члены Исполнительного комитета уже пробовали работать в народе и убедились, что результаты оказались самыми скромными, если не сказать плачевными…

Каждый член Комитета был обязан: 1) отдать все духовные силы свои на дело революции, забыть ради него все родственные узы и личные симпатии, любовь и дружбу; 2) если потребуется, отдать и свою жизнь, не считаясь ни с чем и не щадя никого и ничего; 3) не иметь частной собственности, ничего своего, что не было бы вместе с тем и собственностью данной организации; 4) отдавать всего себя тайному обществу, отказаться от индивидуальной воли, подчиняя ее воле большинства, выраженной в постановлениях этого общества; 5) сохранять полную тайну относительно всех дел, состава, планов и предположений организации; 6) ни в сношениях частного и общественного характера, ни в официальных актах и заявлениях не называть себя членами Исполнительного комитета, а только агентами его; 7) в случае выхода из общества нерушимо хранить молчание обо всем, что составляло деятельность его и протекало на глазах и при участии выходящего.