Дьяволы судного дня - Грэхем Мастертон

Вдруг всю комнату осветила голубоватым светом электрическая вспышка. Когда через несколько мгновений все вновь погрузилось в темноту, раздался раскат грома, больно отозвавшийся на моих барабанных перепонках. Затем последовала еще одна, более яркая вспышка и в дверном проеме я увидел Антуанетту, старую экономку, в ночной рубашке с пятнами крови. Все ее тело было утыкано ножами, вилками, бритвами. Похоже, все режущие инструменты в доме посрывались вдруг со своих мест и воткнулись в нее.

Ее голос был почти заглушен новым раскатом грома, она простонала:

— Отец Антуан, спасите меня… — Она упала на колени со звоном ножей и вилок.

Я повернулся к дьяволу:

— Вот это твоя чертова сила? Убить старую женщину! Ты просто маньяк!

Голос его исходил из какого— то другого места, из угла, в котором был шкаф и где из— за темноты не было ничего видно:

— Ты узнаешь, насколько я силен, когда то же самое произойдет с тобой. Или с Мадлен. Я могу сделать это с ней в любую минуту. Каждый нож и каждая вилка направятся на нее прямо сейчас. Что ты об этом думаешь?

— Кто ты такой? Что ты за дьявол? Он засмеялся:

— Я — Элмек, иногда меня называют Асмородом, дьяволом ножей и острых лезвий. Я — дьявол мечей, секир и сабель. Тебе нравится моя работа?

Я швырнул подсвечник в темноту, в сторону раздававшегося голоса, но он глухо ударился о стенку шкафа и упал на пол.

— У тебя есть выбор, — сказал дьявол. — Ты можешь помочь мне или причинить вред. Если поможешь, то Адрамелех вознаградит тебя. Если выступишь против, то эти мертвецы так и останутся мертвецами и, будь уверен, я превращу твою прекрасную Мадлен в кусок мяса.

Я прижал ладони ко лбу. Я слышал, как стонет Антуанетта в луже собственной крови, но сделать ничего не мог. Если бы я продолжил бороться, то он изрезал бы в куски всех моих знакомых. Я знал, нужно успокоить дьявола и оттянуть время. Если мы будем искать его собратьев, то это займет несколько месяцев, а за это время я смогу найти способ избавиться от него.

Я опустил глаза, стараясь выглядеть сломленным и подавленным.

— Хорошо… Что ты от меня хочешь?

Демон расплылся в довольной усмешке:

— Я так и знал, ты поймешь выгоду, Ведь ты хороший человек, правдивый?

— Я спасаю жизнь людей.

— Ну конечно. Весьма похвально. Жизнь просто переполнена похвальными делами, и очень жаль, что они причиняют столько боли.

— Скажи, что я должен делать?

— Узнаешь в свое время.

— А как мы поступим с этими телами? Если полицию это заинтересует…

— Это просто. Когда мы уйдем, дом загорится. Для вас это будет величайшая трагедия. Никому и в голову не придет вас допрашивать. У вас не было мотивов убивать отца Антуана, так что никто не станет вас судить.

— В любом случае, я их не убивал.

Дьявол захохотал:

— Как много убийц говорили это! Как много ведьм оспаривали обвинения, им предъявленные! Сколько нацистов вопили, что они всего лишь исполняли приказы!

Я крепко сжал зубы и приказал себе сдерживаться. Если дьявол решит, что я продолжаю дразнить его, то наверняка изрежет меня на куски.

Со стороны двери больше не доносилось ни звука. Я догадывался, что Антуанетта уже мертва.

— Как мы довезем тебя до Англии? — спросил я его. Элмек молчал несколько минут. Затем ответил:

— В кладовке есть подходящий для этого старинный медный сундук. Он в свое время использовался для одежды. Ты организуешь транспортировку через пролив сегодня днем. Сейчас ты должен сделать только одно — достать сундук из кладовки и взять его с собой.

— Предположим, я этого не сделаю?

— Тогда два человека так и останутся мертвецами, а твоя Мадлен умрет самой мучительной смертью, какую я могу придумать. Вот и подумай!

Снаружи, за разбитым окном, небо начало понемногу светлеть, приближался рассвет.

— Хорошо. Это все, чего ты хочешь?

— Это то, чего я хочу для начала. Я еду туда, чтобы вновь встретиться с Тейлором.

Я стоял в разгромленной комнате, соображая, что мне сделать сейчас. Локон был по— прежнему обмотан вокруг пальца. Я почувствовал резкий привкус во рту.

Дьявол сказал:

— Сейчас можешь идти. Одевайся.

Я посмотрел в мрачный угол:

— Если я разуверюсь в тебе, если я опровергну твое существование, ты исчезнешь?

— Если я разуверюсь в тебе, — ответил он, — если я опровергну твое существование, то скорее всего исчезнешь ты.

Я вытер потное лицо рубахой и почувствовал такое отчаяние и безысходность, каких никогда за всю мою жизнь не испытывал.

В холодном плотном тумане я добрался до фермы Пассерелей уже после семи утра. Припарковав «Ситроен» на грязном дворе, я подошел к двери и постучал. Белая с черным собака с испачканной мордой подошла и обнюхала мои колени.

Огюст Пассерель появился у двери, вытирая руки полотенцем. Его подтяжки свисали с плеча, и на левом ухе висел клочок белой пены после бритья. Он закурил сигарету и закашлялся.

— Мистер Мак Кук? Чем обязан вашему приходу?

— Мадлен здесь? Это очень важно.

— Она доит коров. На этой стороне, третья дверь. Вы плохо выглядите. Ночь в склепе?

Я состроил гримасу:

— Вы поверите, что я провел ночь с отцом Антуаном?

— Этот священник! Вам повезло меньше, чем всем нам.

Я перешагивал через широкие колеи грязи, пока добирался до двери коровника. Там было тепло и влажно благодаря дыханию коров. Мадлен сидела на стульчике в джинсах и в грубых ботинках, с голубым шерстяным платком на голове. Ее руки быстро двигались у коровьего вымени, и тонкие струйки молока звенели, ударяясь о цинковые стенки ведра. Я немного постоял у двери и окликнул ее:

— Мадлен!

Она удивленно подняла глаза. В рабочей одежде она была очень привлекательна, и в нормальных обстоятельствах я бы, безусловно, обратил на это внимание.

— Дан! Который час?

— Десять минут восьмого.

— Почему ты пришел так рано? Что— нибудь случилось?

Я кивнул, стараясь скрыть от нее свое состояние: — Не знаю даже, как и сказать об этом.

Она отошла от коровы и поставила ведро на пол. Ее лицо было бледным и измученным, как будто она спала даже меньше, чем я.

— Это отец Антуан? — спросила она — Он в порядке?

Я покачал головой:

— С ним что— то…

Я так был измучен, что прислонился головой к косяку двери коровника, и когда заговорил, голос мой зазвучал, скучно и монотонно: