Боргильдова битва - Ник Перумов

Лаувейя покачала головой.

— Клянусь твоими же священными браслетами, мы, хексы, все увидели одно и то же. Приняли, как оно есть. Дальше пользовались, а не задавали вопросы.

— Огромные руны на льду — для чего они?

— Я надеюсь, что их магия поможет оборониться от пришлецов, если они окажутся враждебны. Но другие йотуны верят, что смогут с их помощью натравить незваных гостей на Асгард.

— У них валуны на плечах вместо голов, — проворчал Отец Дружин. Пальцы сами легли на гладкое белое плечо, скользнули вниз, к локтю; если эта кожа и морок, то морок великолепный. — Таким гостям любые хозяева — в тягость. Из собственной горницы выкинут и скажут — оно так и было.

— Я не спорю с гримтурсенами. Мой народ и впрямь на редкость упрям. Умнее будет во всём согласиться, но потом направить дело, куда потребно нам, а не им.

— Кому это «нам»?

— Троллквиннам. Хексам. Тем, кто умеет думать, а не только размахивать дубинками, призывая на голову асов все беды земные.

— Одобряю предусмотрительность и ловкость троллквинн. Но куда же потребно вам направлять это самое «дело»?

— Ты не догадался, великий Один? Впрочем, неудивительно, ты муж и воин, подобное просто не придёт тебе в голову… Всё просто, Отец Дружин: великанши устали хоронить мужей и сыновей. Война должна прекратиться.

— Вот как? Но разве не втолковывали мне инеистые великаны, когда я сам явился к ним со словами мира, что истинная доблесть — в штурме поистине неодолимой преграды и что никакие потери их не остановят?

— Мужчины вообще страдают недостатком разума, а мужчины-гримтурсены — в особенности, — фыркнула хекса. — Нам всем вполне хватит места в Митгарде, — и великанам, и богам.

— Не могу оспорить, — кивнул Отец Дружин. Завернувшаяся в тёплый плащ чародейка инеистых великанов сейчас ничуть не напоминала себя совсем недавнюю, страстную и ненасытную в любви. — Но, боюсь, дело о мире придётся отложить. Вторжение…

— Напротив, Отец Дружин. Мир нам нужен немедленно. Он требовался ещё вчера.

— Жаль, что не ты, Лаувейя, правишь своими соплеменниками.

— Ими вообще никто не может править! — фыркнула великанша. — Но без мира с гримтурсенами тебе не получить воинов Ётунхейма, великий Один.

— Почему они мне так уж нужны? Эйнхериев в Валгалле куда больше, чем всех живых великанов, вместе взятых.

— Семь врагов. Семь рун. Семь царств. Эту волю судьбы иначе и не истолкуешь. Сколько б ни гадали мы, хексы, на исход битвы — без ратей моего племени и народа Муспелля твоё воинство обречено, владыка Асгарда.

Глаза отца богов гневно сузились, но речь звучала так же размеренно.

— Волю судьбы укажут руниры. Я сам не гадал на исход битвы, как ты понимаешь. Поэтому погоди со словами страха. Враг кажется непобедимым, лишь пока не взглянешь ему в лицо и не узришь там его собственный ужас.

— Красивые слова, Отец Дружин, но пустые, словно череп труса, катаемый прибоем. Мы не раскидывали руниры. Мы гадали по истинным рунам, сложенным на льдах, там, где особо сильны пронзающие Митгард магические потоки. Теперь понимаешь, зачем нам понадобилось всё это?

Хитро, признался себе Хрофт. Огромное, небывалых размеров гадание. А если вспомнить, что гримтурсены умеют сдвигать с места исполинские ледяные поля — то и подавно, выложенные из камней руниры можно перемещать, выкладывая гадальные фигуры и дожидаясь отклика.

— Владыка богов задумался? Надеюсь, о моей красоте?

— Лаувейя, хотел бы я быть влюблённым в тебя, как был в своё время влюблен в Гуннлёд. Хотел бы забывать обо всём и дрожать, едва повернув Слейпнира к твоему порогу. Но сейчас…

— Да, — она потупилась. — Ни одна женщина никогда не поймёт мужчину в этом. Как смеет он думать о каком-то мире, когда я рядом? И нет им дела ни до грозящей войны, ни до вторжения загадочных врагов — какое всё это имеет значение, если я рядом, а он на меня не смотрит?

— Гхм. Лаувейя, я всё понимаю, но…

— Но ты выполнил свою часть обещания, а я всё ещё нет? Согласна, могучий Один. Слушай дальше. Мы гадали по рунирам, мы двигали ледяные поля. Мы, хексы, ведьмы из рода гримтурсенов, ненавистные всем чудовища, рожающие чудовищ.

— С последним не поспоришь, троллквинна.

— Да, — она склонила голову. — Я признаю. И потому отвечаю на твои вопросы, отец богов. Мы увидели всю семёрку. Всех семерых. В их истинной плоти. Дай мне руку, великий Один, и доверься мне, как доверял только что, когда позволил мне обнимать тебя и хоть на чуть-чуть, но стать счастливой.

— Я доверяю тебе, Лаувейя. — Один протянул руку, коснувшись чуть дрогнувших пальцев.

— Ты мудр и могуч, Отец Богов. Смотри мне в глаза, позволь мне вести тебя. Тебе ведомы тропы сумерек, равно как и дороги тьмы с ярким светом. Ступай за мною, владыка Асгарда, и пусть это станет даром тебе от проклятой троллквинны.

…Пещера послушно исчезала, стены расступались. Отец Богов словно вновь наяву видел холодные берега Восточного Хьёрварда, бесконечные ледяные просторы — и выложенные на белом льду чёрные руны гримтурсенов. Руны медленно двигаются — точнее, это двигаются по воле троллквинн ледяные поля, но Отец Дружин видит лишь сползающиеся к нагому центу чёрные росчерки.

Но вот — что это? Исчезает лёд, пропадает строгий чёрно-белый рисунок, сотворённый хексами, а вместо этого перед взором Старого Хрофта — буйство красок, исполинские, выше гор, сказочные, небывалые деревья, все покрытые громадными цветами размером с голову, да не человека или эльфа, а великана в истинном его виде. Один видит что-то вроде широченного тракта, и по нему сплошным потоком движется войско.

Но взгляд Отца Дружин замечает сейчас только одно: семерых великанов, облачённых в снежно-белые туники и золотистые сандалии.

Четверо мужей и трое жён. Видение необычайно чётко, можно различить мельчайшие детали. И — длинные мечи в руках у всей семёрки.

— Ямерт… — пронёсся легчайший, как дуновение весеннего ветерка, шёпот Лаувейи.

Да, тот самый, что обращался к Отцу Дружин в пустой Валгалле. Глазницы, залитые слепяще-белым светом, и такой же пылающий клинок.

— Ямбрен.

Самый высокий из всей семёрки, не столь мощный телом, как Ямерт, с белыми как снег волосами, не седыми, а именно серебряно-белыми. В его руках — вычурный меч, сине-голубой, подобный небесной лазури, с серебристыми росчерками по клинку, гарда — сплетение серебристых же змей.

— Яэт.

Каштановые волосы и борода. Взгляд мрачен, бугрятся чудовищные мускулы. Меч чуть загнут, на конце — утолщение, подобное оружию народов, живущих далеко на восходе. Через весь клинок пролегло нечто вроде коричневого зигзага, подобного молнии, и ещё какие-то изображения, что-то вроде расправившего крылья дракона цвета мокрой глины.