На наших глазах - Валентина Хадсон

человек, которого я никогда не смогу ненавидеть.

Саша снова смотрит на меня, криво усмехается.

— Боюсь, это скоро изменится…

— Говори уже, — прикрикивает на него Рома, и я съеживаюсь от стальных ноток в его голосе. Он стоит так, как будто едва удерживается, чтобы не напасть на Сашу. — А то это сделаю я.

— Хорошо-хорошо, — брат вздыхает, собираясь с мыслями. — Помнишь, ты спросила у меня про фотографии? Почему у нас нет моих детских фотографий.

— Да, конечно!

— Я не ответил тогда, испугался… А разгадка проста, как всегда. Их и не может быть. Потому что до пяти лет я жил в детском доме.

— Что?..

— Я не твой брат, Алёна. Не родной. Наши… Твои родители взяли меня за год до твоего рождения, потому что думали, что не могут иметь детей. Я… Я всегда знал, что они не мои родители, а ты не моя сестра, но… Они любили меня, как сына, а ты… Когда ты родилась, я дал себе слово, что никогда в жизни не позволю тебя обидеть. Никому. А потом… Мы росли вместе, взрослели, и родители никогда не вспоминали о том, что я приёмный… Я и сам почти забыл про это, пока…

— Пока не влюбился в тебя.

Что это? Это голос Ромы?

— Да… — Саша опускает голову. — Да. И теперь мне кажется, что я люблю тебя с самого начала…

Я не смотрю на них, хотя чувствую их взгляды, скрестившиеся на мне в безмолвном противостоянии. Они молчали и ждали, когда я приду в себя, а мой мир тем временем рушился у меня на глазах. Сказать, что это повергло меня в шок — ничего не сказать. Да это и не совсем так. Какая-то часть моего сознания — наверное, сердце, — отказывалась верить во всё только что услышанное. Она повторяла, как мантру "это ошибка, это не может быть правдой, этот какой-то глупый розыгрыш, сейчас мы все рассмеемся и пойдём домой…" Но никто не смеялся. И я с ужасом поняла, что должна что-то сказать. Что-то утешительное, что-то доброе, чтобы ни в коем случае не ранить его… Брата? Ставшего в один миг чужим и незнакомым. Да, я знаю, мы росли вместе. Но я никогда не могла подумать, что он относится ко мне совсем не как к сестре. Наверное, мне нужно время. Просто время подумать.

Когда я смотрю на Сашу, он читает в моём лице что-то, от чего сейчас же кривится.

— Я так и думал, — произносит он, отворачиваясь. — Прости меня. Я просто не мог больше молчать. Забудь меня. И прости.

— Постой!.. — Саша останавливается. — Почему… Почему ты так долго молчал? Почему так долго скрывал свои чувства?

— Я не скрывал их. Я их убивал. И не смог. Я ищу тебя в каждой, Лёнка, в каждой девушке, которую встречаю, и не могу найти. Наверное, я всю жизнь буду искать тебя… Такую, как ты.

Он смотрит на меня пронзительно-грустно, и я понимаю, что "нечитаемое выражение" на самом деле отражало всё. И боль, и ревность, и нежность одновременно. Он действительно любил меня, любил всегда, а я ни разу в жизни этого не заметила. И что значит моя безответная влюблённость в Артёма по сравнению с тем, что испытывал Саша?..

Брат сел в машину и уехал. Я не могла двинуться с места. Запястье, за которое меня держал Рома, начинало сильно болеть, и я потёрла его другой рукой.

— Поехали отсюда, — Рома обнял меня, но я зябко поёжилась в его объятиях. Из головы не шёл его злой взгляд и эта стальная хватка. Чем он лучше Генриха?

— Я хочу побыть одна, — с усилием выдавливаю слова. — Мне нужно подумать.

— О чём?! — Рома резко срывается на крик. — О чём тебе думать?! Разве это не ты сегодня утром сказала, что любишь меня? Разве это не ты чувствуешь себя настоящей только со мной, разве?!..

— Мне кажется, — тихо произношу я.

— Что?!

— Мне кажется, что я тебя люблю, — только сейчас я поднимаю на него глаза. — Мне кажется, что я люблю Рому, загадочного, нежного и внимательного Рому, а не того человека, которого вижу сейчас перед собой. Тот Рома, которого я люблю, никогда не повысил бы голос на девушку, никогда не стал бы удерживать её силой или приказывать. А тебя я не знаю.

— Алён, послушай, прости меня, я, правда, погорячился. Наверное, меня вчера здорово стукнули… Пожалуйста, пойдём со мной!

Я качаю головой.

— Мне нужно время, чтобы обо всём подумать.

— Умоляю тебя, — Рома берёт меня за руки, прижимается к ним губами. — Только не уходи. Не разрушай!..

Я высвобождаю свои руки, поправляю сумку на плече и поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Я люблю тебя! — кричит мне Рома, хотя я всё ещё стою на том же самом месте. Но мы оба чувствуем, что между нами пропасть. И знаем, что ему не докричаться.

Я медленно иду по парковке к выходу со школьного двора, а Рома сидит на земле, обхватив голову руками и, кажется, плачет.

11

Я шла по улице, не замечая ничего перед собой. Мысли разбегались в разные стороны, как перепуганные зверьки, а чувства, которые так внезапно обострились, беспощадно гнали меня всё вперёд и вперёд, сама не знаю куда.

Навстречу мне попадались какие-то люди, кто-то толкался, шумел, просил быть поаккуратнее. Я не слышала их.

Когда я стояла напротив разбитого окна… Подумать только, это было меньше недели назад!.. Тогда я тоже ни о чём не думала. Мне было страшно, но внутри ворочалось что-то, что было сильнее страха. Какая-то тёмная уверенность в том, что я должна сделать этот шаг во что бы то ни стало. И сейчас, когда мысли разбежались, я снова почувствовала её.

До вечера я бродила по городу. Надеялась, что встречу Сашу и смогу рассказать ему, как много для меня значит его любовь, что я не могу мечтать о лучшем брате, и что он обязательно найдёт другую "меня"… Но я не встретила его. Мир для нас оказался недостаточно тесен.

Рому я тоже не встретила. А если бы встретила, прошла бы мимо, не обернувшись. В душе при одной мысли о нем вскипал какой-то глубинный протест: только не допустить, чтобы мной помыкали! Только не дать вертеть собой! Только не попасть в клетку!.. И острые, но хрупкие чувства трескались и рвались с тихим звоном у меня в груди. И было так больно, что даже не получалось заплакать.

Я бродила, кажется, где-то в центре. Огни реклам, шумные