Измена. Расплата за (не) любовь - Фиона Сталь

class="p1">Я молча киваю, уступая, хотя внутри бурлит горечь. Конечно, Максим сам залез на Яну, но если бы отец не подослал её шпионить за моим мужем, возможно, всего бы этого не случилось…

Подхожу к Лене, целую её в щеку и тихо спрашиваю:

— А где Наташа? Почему она не пришла?

Лена махает рукой, словно отгоняя неприятный разговор.

— Потом расскажу, не думай об этом сейчас. Анют, мне нужно бежать, Гришу надо из сада забрать…

— Ну, конечно, спасибо за поддержку.

Попрощавшись с подругой, я с отцом направляюсь на третий этаж, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее, от мысли, что скоро увижу Максима.

Подойдя к одиночной палате бывшего мужа, пытаюсь унять дрожь в руках. Тихонько постучав два раза, оборачиваюсь к отцу, благодарно киваю ему, и, глубоко вздохнув, открываю дверь, входя в палату…

Глава 21

Тихо подхожу к кровати Макса, стараясь не нарушать тишину палаты. Он спит — лежит спокойно на спине, черты лица расслаблены, но всё равно видно, как он побледнел и исхудал после нашего развода. Аккуратно кладу руку на его перебинтованную голову, ощущая тепло под ладонью.

Макс открывает глаза. Замечает меня и тут же, не раздумывая, протягивает руку к беременному животу, едва касаясь его пальцами, будто боится спугнуть мой образ.

— Аня… это правда? Ребёнок… мой? Тот псих по телефону сказал…

Я опускаю голову, глядя на его руку, лежащую на моём пузике. Он будто хочет почувствовать жизнь, которая обитает бьётся, в подтверждение своим догадкам.

Сжимаю его ладонь, прижимая плотнее к себе, и внутри меня начинается душераздирающая борьба… С губ уже почти срывается «да, ты отец этого ребёнка», но перед глазами отравляюще вспыхивают образы из прошлого…

Вспоминаю, как заходила в его офис и видела её — секретаршу Яну, удобно устроившуюся на коленях мужа. Она смеялась, двигала бёдрами, обнимала, прижималась всем телом, а Макс гладил её по спине, целовал, касался её волос, не замечая ничего вокруг… Они оба так увлеклись, что даже не услышали, как я зашла. И смех этой Янки всё ещё звенит у меня в ушах! Её взгляд — торжествующий, довольный, прожигающий меня насквозь…

Теперь любовница тоже беременна. Так пускай оберегает её, коль выбрал. А я… Я справлюсь. С малышом, с собой — одна, если так нужно.

Опуская взгляд, убираю его руку с живота и шепчу, глядя в сторону:

— Макс… тебе нужно отдохнуть.

В этот момент, малыш будто откликается на прикосновение отца — пинается, напоминая, что он здесь, что чувствует нас.

— Вот это да, — Максим улыбается, поглаживая мой живот, и я вижу в его глазах то счастье, которое он, наверное, давно не испытывал. — Настоящий спортсмен. А кто у нас?

Я замираю. Вижу, как светятся его глаза, как он смотрит на меня с той теплотой, что когда-то привлекала меня в нём. И все же, я отвечаю холодно, стараясь убедить себя, что это нужно:

— Не у нас, Макс. Фёдор сказал тебе, что это твой ребёнок, только чтобы заманить в ту квартиру…

Лицо Макса меняется. Глаза гаснут, как будто внутри выключили свет. И эта боль, отражающаяся в его взгляде, пронзает меня так, что мне приходится отвернуться, чтобы не увидеть, как ломается человек, которого я когда-то так сильно любила.

— А где же тогда… отец ребёнка? — его голос тихий, почти сломленный.

— Макс, мне пора на осмотр. Тебе тоже нужно отдыхать, — я поднимаюсь, делаю шаг в сторону, но он внезапно хватает меня за руку. От теплоты его рук, мурашки бегут по коже, а сердце снова предательски дрогает…

Он бережно перебирает мои пальцы, словно не верит, что я здесь. Что это не сон.

Сжимает ладонь, согревая её своими руками.

— Ты представить себе не можешь, как я скучал по тебе. Я так сильно люблю тебя… Ты для меня всё.

— Макс… Макс, хватит! — мой голос срывается. Я вырываю свою руку, с трудом глядя на него, потому что боюсь, что ещё немного — и я не выдержу, растаяю, снова поверю в эти ласковые слова.

Если бы можно было вычеркнуть Максима из своего сердца, навсегда забыть, стереть его из памяти — я бы сделала это не раздумывая!.. Этот человек уже давно не должен быть частью моей жизни, не должен касаться моего сердца и вызывать хоть какое-то доверительное чувство. Я не должна любить его, не должна поддаваться его словам о раскаянии. Максим — как и отец — всегда думают только о себе, поступая лишь в своих интересах…

Он не думал обо мне, когда приводил свою любовницу в наш дом, когда целовал её там, где ещё недавно мы были счастливы. Он не думал обо мне, когда уложил её на нашу кровать. Боль и обида обжигают снова, как свежая рана, и я, чтобы быстрее уйти от него, хватаюсь за ручку двери.

— Аня…

Слабый голос Макса останавливает меня, заставляя обернуться.

— Что?

Он смотрит на меня с проницательной настойчивостью, которую я ненавижу и которой восхищаюсь одновременно.

— Я не верю, что ребёнок не мой! Ты носишь моего малыша… Клянусь тебе, выйду отсюда и всё выясню!

— Это не твой ребёнок! — я сдерживаюсь, чтобы не сорваться, но голос звучит резко, холодно… и фальшиво.

— Я не верю, — бывший пристально смотрит мне в глаза. — Ты не умеешь врать!

— Ты ошибаешься, Лесневский, — рычу, чувствуя, как сердце отчаянно бьётся в груди, как запертая птичка в клетке. — Я больше не твоя жена. Исчезни из моей жизни!

— Да, ты не моя жена, но это не лишает меня права на отцовство. Если я докажу в суде, что ребёнок мой… Ты не сможешь вычеркнуть меня из ваших жизней! Я не оставлю ни тебя, ни его.

Я смотрю на Макса, и с каждым словом будто теряю опору под ногами. Внутри всё сжимается от этого нервозного напряжения, от его слов, от злости и… страха, что он прав…

Неожиданно, тупая боль пронзает меня, и я рефлекторно хватаюсь за живот. Все мысли и слова уходят на второй план, ощущение такое, будто меня захлёстывает горячей волной, лишая воздуха…

Максим осекается, когда видит, как меня скручивает боль. Я сгибаюсь, инстинктивно прижимая руку к животу, словно пытаясь защитить малыша.

— Аня, Анечка! — Максим тут же вскакивает с постели и, прежде чем я успеваю что-то сказать, подхватывает меня на руки, прижимая крепко и уверенно. — Врача сюда!

В палату врывается мой отец, с тревогой застывшей на лице. Как только вижу родное лицо, протягиваю руки к нему.