Жестокая одержимость - С. Массери

Чем-то бесконечно прекрасным. И теперь я вижу подобное в Грейсоне и в том, как он движется по льду.

Никогда прежде я не испытывала такого мощного желания сломать ему ноги, как сейчас.

– Мне нужно выпить! – сообщает мне Уиллоу после того, как Нокс ударяется о стеклянное ограждение на пятнадцатой минуте первого периода.

Грейсон проносится мимо нас, с хмурым видом повернув голову, и на мгновение я боюсь, что он собирается начать драку, мстя за друга. Но этого не происходит, и игра продолжается. Игроки перемещаются по льду, и я восхищаюсь их быстротой. Зрелище захватывает меня настолько, что я чувствую, как адреналин пульсирует в моих венах.

Уиллоу протискивается мимо нас, и несколько девушек начинают скандировать какие-то простые кричалки, типа: «“Ястребы”, вперед!» и «Шайбу!». Я же держу свой рот на замке. К тому же он давно у меня пересох.

Внезапно Грейсон сбивает одного из «Волков» с ног, и когда тот ударяется о стекло, мне не удается скрыть улыбку.

Хоккей славится своей жестокостью, и этот спорт подходит Грейсону, как никому другому.

Майлз на вратарской позиции подвергается жесткому испытанию, поскольку «Волки» осуществляют атаку на нашу половину площадки, но Грейсон и Эрик оперативно исправляют ситуацию на своих позициях, и вскоре Стил уже передает шайбу Грейсону.

Наш сектор взрывается восторженными криками, когда Стил подмигивает болельщикам, проносясь мимо. Он знает, как нужно себя вести с толпой.

Игра возобновляется, хоккеисты снова начинают перемещаться по льду с просто захватывающей скоростью, а Уиллоу возвращается с парой бутылок пива и протягивает одну из них мне. Я выпиваю ее залпом, но мне не удается полностью утолить жажду или успокоить нервы. Уиллоу тем временем извлекает из своей сумочки фляжку и, сделав глоток алкоголя из металлического горлышка, запивает его пивом.

– Жидкая храбрость, – пожимает она плечами, заметив мой взгляд.

– Для чего?

– Конечно, для того, чтобы подойти к Ноксу, – подмигивает она.

– Как ты думаешь, почему все хоккейные болельщицы, которых интересуют больше игроки, чем спорт, облепляют их в баре? Потому что у хоккеистов слишком много невостребованной лишней энергии…

– И ты попытаешься добраться до нее раньше других? – спрашивает Аманда, и Уиллоу решительно кивает.

– А с кем бы хотела провести время ты? – спрашиваю я Аманду. – Тебе кто-нибудь из них нравится?

– Не знаю… – пожимает она плечами и смотрит на лед. – Возможно, Стил. В прошлом году у меня был роман с Майлзом, но не думаю, что хотела бы восстановить эти отношения. Они были слишком грязные.

– Вы двое встречались всего две недели, – усмехаюсь я.

– Да, и нас видели вместе на публике, – отвечает она, посмотрев на меня. – Люди помнят такие вещи.

– Принято к сведению, – бормочу я, и мои мысли возвращаются к Джеку.

Во время совместного посещения вечеринок после его игр Джек всегда держал меня за руку. Но даже если мы ходили туда раздельно, никто не осмеливался приставать ко мне. В этом плане я была неприкасаемой. Но теперь я свободна, и это чертовски приятно, хотя непривычно и немного пугает. Из-за того, что все это время дверь в мою клетку была открыта, я не осознавала, что нахожусь в тюрьме. Ведь моя клетка не была на нее похожа. Я не чувствовала себя загнанной в ловушку. Напротив. Я чувствовала себя в безопасности. Мне было легко и комфортно. Но, по словам моих подруг, которые заметили это раньше меня, те отношения были своеобразной тюрьмой.

Я не скажу, что Джек был жестоким, манипулирующим или контролирующим типом. Просто он был осторожен. Он защищал меня от того, что другие парни могли сказать или сделать мне. Джек часто повторял, что знает о происходящем в мужских раздевалках, и не хотел, чтобы это касалось меня.

Судья дает свисток, сигнализирующий об окончании первого периода, и игроки возвращаются в свои раздевалки, оставляя лед пустым.

Сразу же после этого мой телефон издает сигнал о входящем сообщении. Оно пришло от номера, который я не сохраняла. Однако когда я касаюсь экрана, чтобы узнать больше, то обнаруживаю, что это продолжение уже существующей переписки. С моего телефона на этот незнакомый номер было отправлено всего одно сообщение со словом «Ви».

Я: Грейсон?

Грейсон: Заметил, как ты нахмурилась, когда сбили Нокса. У тебя к нему чувства?

Я закатываю глаза.

Я: А ты заметил, как я улыбалась, когда ты отомстил обидчику и припечатал его лицом в стекло? Не суди…

Грейсон: Не думал, что ты такая кровожадная.

Я невольно улыбаюсь.

Я: С некоторыми вещами ничего не поделаешь.

Грейсон: Я на это надеюсь.

Когда я читаю эти слова, мой желудок будто переворачивается, но тут приходит оповещение о новом сообщении.

Грейсон: Помни о нашем уговоре.

Почему за долю секунды он способен превратиться из очаровательного парня в совершенно раздражающего?

Я бросаю взгляд на табло, на котором все еще горят цифры 0:0.

Я: Ты еще не выиграл.

Час спустя они выигрывают. 2:0.

Глава 10

Вайолет

– Ты уверена? – переспрашивает Уиллоу, когда я прошу ее оставить меня одну на стадионе возле раздевалки команд.

Она настроена скептически, и я не могу винить ее за это.

Большинство зрителей уже покинули стадион, когда мы с Уиллоу, а также несколькими другими девушками спускаемся вниз. Пока она наблюдает за мной, вероятно пытаясь понять мотивы моего поступка, из раздевалки выходят Нокс и Майлз и направляются к нам.

Учитывая, что матч проходил на нашем домашнем стадионе, им не нужно торопиться на автобус, который отвезет их домой. Игра закончилась, и они могут делать все, что захотят.

– Вы ждете нас? – спрашивает Нокс, глядя на Уиллоу.

– Возможно, – отвечает она. – Там кто-нибудь остался?

– Только Грейсон и Стил. – Нокс оглядывается через плечо.

– Я не с вами, – говорю я, и, ухмыляясь, Нокс протягивает Уиллоу руку.

– Кажется, Вайолет и здесь чувствует себя вполне комфортно. Позволь, я угощу тебя стаканчиком, и, может, потом мы найдем более уединенное место, где сможем поболтать?

Внезапно раздавшаяся вибрация на моем телефоне заставляет меня буквально подпрыгнуть на месте.

Грейсон: Заходи.

С тяжелым сердцем я жду, пока Уиллоу, Нокс и Майлз скроются из виду, а затем заставляю свои ноги идти к раздевалке. Открывая дверь, я с удивлением обнаруживаю, что в раздевалке горит всего один ряд ламп, из-за чего освещенным оказывается лишь центр комнаты, а все остальное окутано тенями.

Вопреки здравому смыслу я вхожу внутрь, и как только за мной захлопывается дверь, продвигаюсь вдоль прохода к основной зоне, у дальней стены которой, сложив руки на груди