Восемь гор - Паоло Коньетти

Бруно сказал:

– Слушай, не важно, сколько на это уйдет времени. В таких делах лучше ничего не планировать, иначе сойдешь с ума.

– О чем же мне тогда думать?

– О сегодняшнем дне. Глянь, какая погодка!

Я посмотрел вокруг. Назвать это хорошей погодой можно было с большой натяжкой. Стояла поздняя весна, в такие дни в горах всегда ветрено. Груды облаков плыли по небу, закрывая солнце, воздух был еще студеным, словно зима упорно не хотела уходить. Казалось, озеро покрыто черным шелком, и ветер морщит его. Хотя, скорее, наоборот: казалось, будто ветер ледяной ладонью разглаживает складки на шелке. Мне захотелось протянуть руки еще ближе к огню, замереть и напитаться теплом.

После обеда мы опять выносили из дома мусор и наконец добрались до самого пола – дощатого настила, ясно указывавшего на предназначение этого строения. С одной стороны, вдоль длинной стены, мы нашли кормушки; по желобу, который тянулся посередине комнаты, стекал навоз. Доски толстые, в три пальца, стали совсем гладкими, словно отполированные мордами и копытами животных. Бруно сказал, что их можно очистить и снова использовать. Мы взяли кайло и начали их отдирать. Под ногами я увидел какой-то предмет и поднял его – это был деревянный конус, гладкий и полый, похожий на рог.

– Это чтобы точить косу, – объяснил Бруно, когда я показал ему находку.

– Точить косу?

– Ну да, косу точат специальным камнем. Он как-то называется, но я не помню. Надо спросить у мамы. Наверное, это речной камень.

– Речной?

Я чувствовал себя ребенком, которому приходится все объяснять. Терпение Бруно казалось неисчерпаемым: он забрал у меня рог и приложил к своему боку. Потом объяснил: это такой гладкий, круглый, почти черный камень. Перед заточкой его смачивают. В эту штуковину наливают воду и вешают на пояс: когда косят траву, камень периодически смачивают и точат лезвие – вот так.

Широко и мягко взмахнув рукой, он нарисовал над головой полумесяц. Я ясно увидел воображаемую косу и воображаемый камень. Только теперь я понял, что мы опять играем в одну из наших любимых игр: как я раньше не догадался, ведь мы столько раз исследовали вместе такие же заброшенные дома. Мы залезали через щели в покосившихся стенах. Ходили по доскам, которые качались у нас под ногами. Тащили с собой всякое старье, будто сокровище. Мы играли в это – не знаю, сколько лет прошло.

Теперь я по-другому смотрел на дело, в которое мы ввязались. До сих пор я считал, что занимаюсь этим ради отца: чтобы выполнить его волю, искупить свою вину перед ним. Но сейчас, глядя на то, как Бруно затачивает воображаемую косу, я подумал, что полученное наследство – возмещение ущерба или второй шанс возродить прерванную дружбу. Не это ли хотел подарить мне отец? Бруно в последний раз взглянул на конус и швырнул его к дровам. Я нашел его и отложил в сторону, подумав, что в будущем придумаю ему какое-нибудь применение.

Так же я поступил с выросшей в доме сосной. В пять вечера, когда я уже слишком устал, чтобы заниматься чем-то еще, я прошел кайлом вокруг деревца и выкопал его вместе с корнями. Ствол был тонкий и кривой из-за того, что сосна росла в помещении, пробиваясь к свету среди развалин. С голыми корнями деревце выглядело умирающим, я поспешил посадить его неподалеку. Я выкопал яму на краю плато – там, откуда лучше всего видно озеро, и посадил сосенку: присыпал корни землей и хорошенько притоптал. Но как только я отошел в сторону, ветер, к которому моя сосна не привыкла, принялся ее раскачивать. Мне показалось, что передо мной хрупкое создание, долго жившее под защитой камней и внезапно оказавшееся во власти стихии.

– Как ты думаешь, она выживет? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Бруно. – Это чуднóе растение. Сильное там, где оно растет, и слабое, как только его пересаживаешь.

– Ты пробовал?

– Несколько раз.

– И что?

– Ничего.

Он смотрел под ноги – как всегда, когда вспоминал прошлое.

– Дяде хотелось, чтобы перед домом росла сосна. Не знаю почему, наверное, надеялся, что сосны приносят удачу. А удача ему была нужна, что тут скажешь. Каждый год он посылал меня в горы за сосенкой. Но их всегда затаптывали коровы, так что через несколько лет мы эту затею оставили.

– Как вы ее называете?

– Кого? Сосну? “Арола”.

– Да, точно. И она приносит удачу?

– Так говорят. Если в это поверить, может, и тебе повезет.

В удаче было дело или нет, но деревце было мне дорого. Я воткнул рядом толстую палку и веревкой привязал к ней сосенку в нескольких местах. Потом сходил к озеру и набрал полную флягу воды, чтобы ее полить. Вернувшись, я увидел, что Бруно соорудил нечто вроде помоста у длинной стены. Он положил на землю две балки от старой крыши и прибил к ним найденные в доме доски. Теперь он взял шнур и брезентовую ткань, которой в Гране закрывали в полях сено. Деревянными колышками он прикрепил ткань с одной стороны к расщелине скалы, с другой – к земле. Получился навес, под который он убрал рюкзаки и провизию.

– Мы все это здесь оставим? – спросил я.

– Почему оставим? Я тоже останусь.

– В каком смысле останешься?

– В том смысле, что ночевать буду здесь.

– Ночевать?

На сей раз терпения у него не хватило. Бруно взорвался:

– Не могу же я каждый день терять четыре часа, как ты думаешь? Каменщик живет на стройке с понедельника по субботу. Помощник ходит туда-сюда, носит грузы. Так и работают.

Я оглядел лагерь, который разбил Бруно. Только теперь я понял, зачем он доверху набил рюкзак.

– И ты собираешься ночевать здесь четыре месяца?

– Три месяца или четыре – столько, сколько нужно. Сейчас лето. В субботу спущусь в долину, посплю в своей кровати.

– Наверное, мне надо с тобой остаться?

– Потом. Нужно еще принести кучу всякого материала. Мне одолжили мула.

Бруно тщательно продумал, что и как мы будем делать. Я соображал на ходу, он – нет. Он планировал каждый шаг: что буду делать я, что – он, в какие сроки, кто и куда будет ходить. Он объяснил, где лежат материалы и что я должен завтра ему принести. Его мама покажет, как запрячь мула.

Бруно сказал:

– Жду тебя завтра к девяти. В шесть вечера освободишься. Если ты согласен, разумеется.

– Конечно, согласен.

– Справишься?

– Думаю, да.

– Молодец. Ну, пока!

Я взглянул на часы: половина седьмого. Бруно взял полотенце и кусок мыла и пошел вверх – помыться в каком-то известном ему месте. Я посмотрел на дом: по сравнению с утром он не изменился, но внутри было пусто, а рядом красовалась поленница. “Неплохо для первого рабочего дня”, – подумал я. Потом взял рюкзак, попрощался с сосенкой и пошагал в Грану.