Тигры в красном - Лайза Клаусманн

— Так где же он сейчас? — В голосе матери слышалось раздражение.

— Все еще в участке, — сказала тетя. — Самое странное, что он вовсе не выглядел испуганным, а мне он даже не обрадовался. Сидел себе в этом кресле в кабинете шерифа, совершенно спокойный. Да он едва ли не улыбался. А потом сказал: «Не волнуйся, мама, все будет в порядке». Точно он только что решил арифметическую задачу, а вовсе не нашел бедную задушенную девушку. Стыдно сказать, Ник, но меня это перепугало до полусмерти. Мой родной сын. Насмехается над смертью.

— Да, — сдавленно отозвалась мать.

— И шериф… сказал, что с радостью доставит его домой, когда Эд закончит помогать им. Помогать им! Как, ради всего святого, двенадцатилетний ребенок может им помочь? А потом шериф подмигнул мне, я так поняла, он хотел сказать, что это между ними, мальчиками, или что-то вроде. Это так? В смысле, это правда касается только мальчиков? О боже, помоги мне. Я хочу, чтобы Эйвери был здесь.

— Думаю, нам обеим нужно выпить, — сказала мать. — Скоро приедет Хьюз, он во всем разберется.

В этот момент Дейзи решила появиться в кухне.

— Вот твой коктейль, мама.

— Спасибо, милая, — поблагодарила мать. — Ты не могла бы приготовить еще и скотч для своей тети?

— О, Дейзи, — тетка шагнула к ней, — о, дорогая моя, бедняжка.

— Я в порядке, тетя Хелена, — сказала Дейзи. А вдруг ее слова тоже напугают тетю до полусмерти? Может, надо заплакать или лишиться чувств, как это делают в фильмах? — Сейчас принесу вам скотч.

Она не пошла за скотчем. Вместо этого она выбежала через переднюю дверь со смутным намерением отправиться в контору шерифа и потребовать освободить кузена. Хотя они ведь его вовсе не арестовали, верно? Она размышляла над этим, открывая ворота и выскакивая на Морс-стрит.

— Привет, Дейзи.

Дейзи чуть не упала, услышав рядом знакомый голос.

— Адовы колокольчики, Эд Льюис. Ты меня напугал. Откуда ты взялся?

— Я тут прятался, — спокойно сказал Эд, — тебя ждал.

Дейзи прижала руку к груди, точно это могло замедлить сердцебиение. И все же она в жизни никому так не радовалась.

— Ох, Эд. Куда ты подевался?

— Я никуда не девался. Это ты убежала.

— Да, из-за этого ужасного языка.

Язык походил на растаявший виноградный леденец, вылезший из удивленного, воскового рта девушки.

— Но я думала, ты бежишь позади.

— Нет, я никуда не побежал.

Что-то в голосе Эда заставило Дейзи прекратить вслушиваться в пульсацию крови в висках и внимательно посмотреть на него.

— А что у тебя с глазами?

— Все нормально у меня с глазами.

Но с глазами было что-то не так. Они по-прежнему напоминали серебристых рыбок, но теперь рыбки ожили — как те мальки, что проскальзывают между пальцами во время отлива. Она погадала, когда же это случилось. Попыталась вспомнить, какими глаза были до того, как они нашли тело, но не смогла.

— Слушай, мы не можем здесь говорить, — сказала Дейзи. — Они там с ума сходят. Мой отец должен приехать, и твой тоже. И они все знают про теннис.

— Я понял.

Эда это, похоже, не волновало.

— У нас из-за тебя целая куча неприятностей, Эд. Ты есть хочешь?

— Не особенно.

Дейзи раздражали все, кто не испытывал голода.

— У тебя есть деньги?

— Шериф дал мне два доллара. За помощь.

— Отлично. Купишь мне чизбургер. Но пойдем через бухту, чтобы они нас не заметили.

Дейзи молчала до тех пор, пока не проглотила чизбургер, стараясь не ронять жирные крошки на свои зеленые шорты. Они сидели на скамейке у парома, подальше от толпы у «Палубы». Эд все еще был в теннисной форме, но теперь одежда была вся в пятнах, светлые волосы торчали в разные стороны. Он слегка качал длинными ногами, подошвы теннисных туфель шаркали по гравию.

— Ты сказал им про сигареты?

— Нет, — ответил Эд. — Не волнуйся насчет сигарет. Они их не видели. А если найдут, то решат, что курил убийца.

Убийца. Дейзи не задумывалась, что же стряслось с девушкой. Просто умерла. Когда Эд приподнял одеяло, она не сразу поняла, что там. А когда поняла, то, казалось, прошла вечность, прежде чем ее ноги начали двигаться. Но если хорошенько подумать, то она, разумеется, понимала, что кто-то сотворил это с девушкой.

Половина лица девушки выглядела так, будто его расплющили, физалия выплывала из ее темных кудрявых волос. Глаза были открыты и выпучены, как у лягушки, толстый язык торчал между зубов. И ее груди. Если не считать язык, они напугали Дейзи больше всего. Она никогда прежде не видела обнаженных грудей, за исключением груди матери. Но эти не были похожи на грудь матери, с ними было что-то не так. Не хватало кусочков кожи, точно кто-то взял формочку для печенья и впечатал в кожу, оставив овальные следы, которые смотрели на Дейзи, будто склизкие глаза. Именно в этот момент ноги Дейзи начали двигаться.

— Убийца, — медленно повторила она. — Они знают кто?

— Нет, — сказал Эд. — Но ее зовут Елена Нунеш. Они нашли под телом удостоверение личности. Она горничная Уилкоксов.

— А что с физалией? — Дейзи никак не могла сообразить, как она туда попала. Елена Нунеш ходила купаться?

— Какой физалией?

— Ну, той, что у нее на голове.

— Это были ее вытекшие мозги, — сказал Эд.

— Откуда ты это знаешь?

— Я был с полицейским, когда он докладывал шерифу. Он сказал: «Этот парень вышиб ей мозги, да так, что часть их выскочила из головы».

— Так и сказал? Что мозги выскочили из головы? — У Дейзи скрутило живот.

— Но ее еще и задушили. Вот почему у нее шея черная. — Эд понизил голос, так они обычно переговаривались в церкви.

— Просто не верится. Мы видели убитого человека, Эд!

— Да, — сказал Эд.

— Думаешь, убийца теперь придет за нами? Может, мы теперь отмечены печатью смерти?

Дейзи читала как-то рассказ, в котором на лбах жертв появлялись темно-красные отметины, словно ожоги.

— Нет, — ответил Эд. — Я думаю, это делает нас особенными.

С приездом отца Дейзи в Тайгер-хаусе, казалось, восстановился порядок. За двадцать четыре часа он сумел договориться с приятелем из своего клуба, и Эда записали в летнюю скаутскую программу, мать снова стала стряпать для домочадцев и готовиться к ежегодной летней вечеринке, она уже не выглядела такой растерянной. Она даже начала работать в саду и устраивать пикники на пляже, а отец взял на себя телефонные звонки и визиты обеспокоенных друзей и любопытных соседей.