Клуб одиноких сердец - Крис Манби

Немного о себе. Меня зовут Эндрью. Ну а как я выгляжу, вы знаете. Мне 33 года, живу на Тафнел-парк, работаю в Ислингтоне в новой интернет-компании. Мы занимаемся продажей театральных билетов. Я говорю на плохом французском и могу немного объясниться по-итальянски. Не знаю, что еще сказать, в письме все это выглядит как-то неуклюже. Мне бы хотелось встретиться с вами и поговорить обо всем вживую. Как только получите мое письмо, пожалуйста, позвоните. Я не могу дождаться нашей встречи. Потому что, если в наш век Купидон все еще существует, утром в среду на Северной линии он сразил меня наповал.

С наилучшими пожеланиями, Эндрью.

Руби опустила письмо на кухонный стол и задумчиво расправила листок обеими ладонями. Она чувствовала некоторую неловкость, как будто стала невольным свидетелем очень интимной сцены, и одновременно радость за подругу, смешанную с легкой завистью. «Вероятность нашей встречи — один к семи миллионам». На этот раз Лу действительно вытащила счастливый лотерейный билет. Представляю, как она удивится.

Не удержавшись, Руби исполнила маленький победоносный танец и вылетела из квартиры.

Мартин прослушал очередную порцию обращений от кандидатов на знакомство с Руби. Что за скопище идиотов!

Роберт из Вест-Кенсингтона: «Привет, красотка. (Откуда он знает, что Руби красавица, раздраженно подумал Мартин.) Я работаю адвокатом, вожу „порше-бокстер“, — на одном дыхании выложил Роберт обычный джентльменский набор. — Но пусть тебя это не пугает. Ха-ха-ха!»

«Это? Ты имеешь в виду свой двухдюймовый пенис? — пробормотал Мартин. — Извини, приятель, но твое место в конце очереди».

Не лучше обстояло дело и с ответами, пришедшими по почте. Лу, работая в издательстве, хорошо знала, как выглядят письма сумасшедших, и сразу предупредила друзей: старинная редакторская примета, говорящая, что текст, написанный зелеными чернилами, указывает на психическое нездоровье автора, абсолютно верна. Следует также с большим подозрением относиться к письмам на линованной бумаге. Мартин поначалу не поверил предостережениям Лу и взялся читать послание, исполненное зеленой шариковой ручкой на прозрачном, не толще салфетки, листочке. Он читал с интересом и даже проникся симпатией к автору, пока не дошел до абзаца, посвященного Второму пришествию. Выяснилось, что мужчине требуется жена, готовая поселиться с ним в подземном бункере, где они и переждут конец света, а потом займутся благороднейшим делом восстановления рода человеческого в эпоху постармагеддона.

«Страх-то какой». Мартин только языком поцокал, но письмо решил сохранить — для писателя бесценный материал, может пригодиться для книги.

Все остальные письма были таким же мусором. Вскоре Мартин понял: если текст не пестрит дикими орфографическими ошибками, то, значит, он написан человеком старше пятидесяти. Однако Лу наложила строжайший запрет на сопляков и стариков, ограничив Мартина узкими возрастными рамками — максимум на два года моложе или старше Руби, чтобы понимал ее шутки про Клэнгеров[6](не сказать чтобы сами Лу и Мартин хорошо их понимали).

И все же Мартину очень хотелось выбрать пару для своей дорогой подруги именно из тех мужчин, которые прислали письма, а не просто наговорили сообщение на автоответчик. Ему казалось, что человек, взявший на себя труд написать, скорее окажется добрым и внимательным. К тому же Мартин чувствовал особое расположение к пишущим людям, за исключением поэтов — спасибо Дэвидо.

В конце концов Мартин остановил свой выбор на некоем Робине, сочтя его письмо наиболее разумным, без явных пошлостей и хвастовства. Он писал, что работает в Сити, но при этом не называл сумму своего годового дохода, что Мартин воспринял как молчаливый намек на приличное состояние. К сожалению, Робин не прислал свою фотографию, но Мартин знал: Руби не привередлива, ее вполне устраивает, если у мужчины два глаза и они не косят в разные стороны.

Приняв окончательное решение, Мартин сообщил о нем Лу и дал ей номер телефона Робина. Лу должна была позвонить выбранной жертве и, имитируя немного просторечный вустерширский акцент Руби, назначить встречу в «Сюаве».

— Он прислал фото? — спросила Лу.

— Нет, — сказал Мартин.

— Тогда, я думаю, нам не стоит звонить. Если нет фотографии, он может оказаться страшным, как гремлин.

— Никто не прислал фотографий, кроме одного парня из Питерборо. Помимо собственной физиономии, он приложил изображение любимого кота и мамочки, с которой до сих пор живет в одной квартире.

— Да-а, — протянула Лу. — Ну хотя бы симпатичный?

— А ты как думаешь?

— Тогда Робин, — вздохнула она. — Правда, сочетание какое-то — Робин и Руби — слишком вычурное, слух режет.

— Других-то все равно нет, — сказал Мартин. — Либо он, либо дебильный адвокат на «порше».

— Был вариант с «порше»? — Даже Лу, всегда делавшая вид, что такие мелочи, как марка машины, ее не интересуют, не смогла скрыть удивления.

— Он забыл оставить номер своего телефона, — соврал Мартин. — Так ты позвонишь Робину?

Лу согласно кивнула, но потребовала показать ей письмо. Мартин некоторое время упирался, ссылаясь на правила «Клуба Одиноких Сердец», но скорее для виду. На самом деле ему хотелось знать мнение Лу. Несмотря на свое глубочайшее убеждение, что нет таких вопросов, в которых женщина может оказаться проницательнее мужчины, Мартин все же опасался: а вдруг он не заметил в письме Робина каких-то тонкостей, мелких, но важных деталей, на которые женщина сразу обратит внимание. Словом, Мартин хотел переложить часть ответственности на Лу, если Робин, к примеру, окажется психопатом. Он так прямо и спросил:

— Как ты считаешь, этот человек не псих?

— О, Марти, твоя забота о безопасности нашей общей подруги трогает до глубины души. Это так благородно с твоей стороны. А ты уверен, что вообще хочешь ее с кем-то знакомить? — поддела его Лу.

— Я не хочу знакомить ее с насильником и кровавым убийцей! — обозлился Мартин.

— Зато я познакомлю тебя с кровожадной садисткой, — загробным голосом пообещала Лу.

— Не шути так, — содрогнулся Мартин. — Хотя любая извращенна лучше аспирантки. У тебя уже есть кто-нибудь на примете?

Да, Лу подобрала один вариант из длинного списка странных, мягко говоря, женщин. Большую часть из них можно было отнести к категории «брошенных» и потому крайне опасных подруг, практикующих кастрацию и настенную живопись кровью в свободное от работы время. Лу было искренне жаль этих несчастных. Серьезно, она относилась к ним с безграничной симпатией. Но неужели им не приходит в голову, что, вываливая в первом же письме всю историю своей трагической жизни, они лишают себя шанса даже на знакомство. Может быть, стоило подождать с излияниями хотя бы до второго свидания?