Слепой. Защитнику свободной России - Андрей Воронин

– С тобой все ясно. Ты – «акула пера».

Они рассмеялись. После непродолжительной паузы Оксана спросила:

– Извини, Федор, может, это и не мое дело, но женщины, как ты знаешь, любопытный народ. И поэтому хочу поинтересоваться: почему ты не снимаешь очки ни днем, ни ночью? Даже когда мы шли по лесу в кромешной тьме, ты тоже был в них. Я такого раньше никогда не видела. Может, ты феномен какой-то, так сказать, неизвестный науке экземпляр?

Глеб усмехнулся.

– У меня своеобразные проблемы со зрением, поэтому и не снимаю очки, – соврал он. – Что касается ночного леса… Я уже говорил, что просто хорошо чувствую окружение. Знаешь, как слепой человек. Вот в этом, пожалуй, и заключается моя особенность. А вижу я ночью очень плохо, собственно, как и все.

– Ты меня успокоил, а то я не знала, что и думать. Вдруг ты какой-нибудь «универсальный солдат», видящий днем и ночью?

– Скажешь тоже! – улыбнулся Глеб. После короткой паузы он спросил: – Ты наверняка натерпелась страха, когда этот ублюдок навалился на тебя?

Женщина тяжело вздохнула:

– Я боялась одного, Федор: что тебя убили и никто не придет мне на помощь. Я, как ты и говорил, максимально тянула время. Однако после ужина Остров буквально осатанел от вожделения, как с цепи сорвался. Повалил меня на диван. Я не ожидала, что он, такой невзрачный и щупленький, обладает немалой силой.

– Хорошо, что я успел вовремя.

Глеб снова вспомнил уничтоженную духами в Афганистане советскую колонну.

– Когда ты схватил Острова и приставил к его мерзкой башке пистолет, я поняла, что все позади. – Слезы брызнули из глаз Оксаны.

– Не плачь. В твоей жизни теперь все будет хорошо, я уверен. У тебя такая прекрасная дочь, так что лучшие годы впереди, – успокоил женщину Сиверов.

Оксана ладонями вытерла с лица слезы и сказала:

– Извини, слезы сами потекли. Слишком много всего навалилось на меня за последнее время.

– Я прекрасно тебя понимаю, – Глеб положил ладонь на плечо Оксаны и посмотрел ей в глаза.

– Когда в первый раз ко мне заявился Череп с дружками, я думала, что обречена. Но самым страшным было то, что могла пострадать моя дочь. Я, Федор, чувствовала такую пустоту и одиночество, словно осталась одна во всей Вселенной и, кричи или не кричи, все равно никто не услышит и не поможет. Ужасное, мерзкое ощущение. Но, слава богу, появился ты. Если бы я знала, что ты обладаешь такими боевыми навыками, мне было бы гораздо спокойнее.

– Но сейчас ты должна успокоиться, продолжать растить дочь и радоваться каждому дню.

– Ты рисковал своей жизнью ради меня и Светы. Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить?

– Зато я хорошо знаю.

– О чем ты? – Оксана посмотрела на Сиверова.

– Завтра ты приготовишь мои любимые котлеты, и побольше. Очень уж они у тебя вкусные.

Оксана засмеялась и, нагнувшись к Глебу, поцеловала его в щеку:

– Обещаю, что буду каждый день, пока ты в Суздале, готовить для тебя котлеты, чтобы ты полюбил их так сильно, что не захотел бы от нас уезжать.

Сиверов улыбнулся:

– Посмотрим.

Некоторое время они ехали молча, затем Глеб произнес:

– Судя по всему, тебе прекрасно удалось сыграть роль любовницы-рабыни. Я, признаться, опасался, чтобы тебя не подвели нервы и ты не сорвалась.

– Я и сама не представляю, как у меня это получилось. Заигрывать и строить глазки человеку, который, по сути, убил моего мужа… Никому бы этого не пожелала! Даже не знаю, что мне придавало силы. Наверное, огромная ненависть к Острову. Мы с ним пили дорогое шампанское, улыбались друг другу, а я при этом думала, каким бы способом его побыстрее убить.

– Ненависть – мощное чувство, которое помогает преодолевать страх, – заметил Сиверов.

– Точно сказано. Остров полностью поверил, что я сломлена угрозами его людей и готова исполнить любую его прихоть, ползая перед ним на коленях. Он играл роль благодетеля, говорил, что даст мне сегодня десять тысяч долларов, купит машину. Пытаясь меня сразить, сказал, что на следующей неделе мы полетим с ним и со Светой на курорт.

– Видимо, сильно он тебя хотел, – усмехнулся Глеб.

– Да, все время исходил слюнями, подливая шампанское. Мразь! – поморщилась Оксана.

На подъезде к Суздалю Сиверов сбросил скорость, съехал на обочину и, не заглушая двигателя, включил в салоне свет.

– Тебе сегодня вечером очень много обещали, – произнес он.

Лаврентьева вопросительно посмотрела на Глеба.

– В общем, тебе действительно нужны деньги, – продолжил Сиверов, затем извлек из карманов пачки долларов, отсчитал нужное количество и протянул Оксане со словами: – Это тебе и твоей дочке. Здесь ровно двенадцать тысяч.

– Что ты, Федор, я не возьму такие большие деньги, – возразила Оксана.

– Бери, их я нашел в доме Острова. Как сама понимаешь, они ему больше не понадобятся. Так что бери хотя бы ради твоей девочки.

– Спасибо. Себе ты хоть оставил?

– Оставил, мне хватит, – кивнул Сиверов. Он достал с заднего сиденья целлофановый пакет и сказал: – Сложи деньги в пакет. Нести в руках двенадцать тысяч долларов, согласись, не очень удобно.

– Ты прав.

Женщина взяла целлофановый пакет и сложила в него деньги.

– Ни предположить не могла, что вдруг так разбогатею, – улыбнулась она.

– Выходит, есть в жизни счастье, – подмигнул ей Глеб.

– Сразу же куплю Свете новые туфли. Да и одежда у нее уже поизносилась.

– Вот видишь, деньги оказались весьма кстати.

Сиверов медленно тронулся с места и, постепенно набирая скорость, поехал к Суздалю. Остановившись возле дома Оксаны, он сказал:

– Все позади, Оксана. Иди домой и хорошенько выспись, тем более что завтра выходной.

– Точно, я совсем забыла… – спохватилась Лаврентьева, а затем спросила: – А ты разве не пойдешь со мной?

– Извини, не сегодня.

– Пойми, я хочу тебя.

– Давай все перенесем на завтра, вернее, уже на сегодня. И мне, и тебе нужно хорошенько отдохнуть. К тому же с утра меня ждут кое-какие дела.

– Касательно медведя?

– Его самого, – кивнул Сиверов. – Поймать этого лютого зверя, что ли?

– Только обещай мне, что будешь осторожным, – попросила Оксана.

– Обещать не буду по той простой причине, что я всегда осторожен.

– У тебя тонкий юмор.

– Помогает не свихнуться от жизни.

– А когда завтра ты к нам приедешь? – поинтересовалась Лаврентьева.