Слепой. Защитнику свободной России - Андрей Воронин

Павел провел руками по волосам и поинтересовался:

– А где был в Афгане?

– Под Кандагаром и в других местах.

– Я тоже воевал под Кандагаром, – с интересом в голосе ответил Павел.

Они задали друг другу еще несколько вопросов, после чего мужчинам стало ясно, что они связаны незримым, но прочным боевым братством ветеранов Афганистана.

– Прости, братишка, что я на тебя сдуру наехал, – искренне произнес Корягин. – Дурной у меня характер.

– Ничего, Паша, бывает и похуже, – усмехнулся Глеб.

– Да что же мы стоим как истуканы! Проходи, Федор, в дом, перекусим чего-нибудь, чайку попьем. Что знаю про этого медведя-монстра – все тебе расскажу.

Они вошли в дом. Посреди комнаты стоял деревянный, видавший виды стол, вокруг него – три табуретки. Возле стены – железная солдатская кровать. На другой стене, неподалеку от стола, висело двуствольное охотничье ружье. В углу была газовая плита, рядом с которой – кухонный стол, увенчанный горой посуды. Вот и все нехитрое убранство жилища лесника.

– Да ты садись, Федор, устал, наверное, лазить по этой чертовой лощине, – произнес хозяин.

– Пришлось немного походить, – ответил Глеб, присаживаясь за стол.

– Я сейчас чайку подогрею, мясо дикого кабана у меня сварено, сало есть, хлеб… Словом, чем богаты, тем и рады.

– Это же настоящее пиршество! – воскликнул гость.

Лесник зажег газовую плиту. Через несколько минут на столе появились кружки с горячим чаем, тарелка с нарезанным отварным мясом, сало и хлеб.

– Быстро ты управился, Павел, по-армейски, – нанизывая на вилку большой кусок мяса, сказал Сиверов.

– Один я живу, поэтому приходится справляться.

– А что так?

– Сам подумай, какая баба захочет жить в лесу с контуженым мужиком? Некоторые пробовали, но больше трех месяцев никто не продержался. Такая вот песня.

– Зато у тебя есть одно очень важное преимущество, – заметил Глеб.

– Какое? – вскинул брови Павел.

– Никто тебе мозги не компостирует. Живешь, как в санатории. Птички поют, свежий воздух…

– В общем, ты прав. В лесники я подался после Афгана, чтобы наслаждаться тишиной и одиночеством. Иногда в лесу в голову приходят интересные мысли. Только, кроме моей собаки, их рассказывать некому. Но мой Барс – очень благодарный слушатель. Ну а у тебя как с бабами дела обстоят?

Глеб вздохнул:

– С переменным успехом. Журналистика – хлопотное дело. Разъезды, командировки и другие заботы. А женщинам нужно, чтобы мужик был рядом. На данный момент вроде есть одна красивая дама, но, как оно там получится дальше, непонятно.

– Выходит, мы с тобой и в этом похожи, – Корягин отхлебнул чаю.

– А что у тебя, Павел, с лицом? Я про шрам. Афганистан?..

– Да, было дело. Собственно, это случилось по моей глупости. Короче, наша артиллерия обстреливала позиции духов. Я в десантуре служил, в разведроте. Мы окопались и были достаточно близко от духов. Нам приказали сидеть и не высовываться. А тут такая красивая свистопляска началась, словно дьявол дул в огромную трубу. Вой снарядов, взрывы… В общем, дискотека еще та, не тебе рассказывать. А я молодой, интересно мне было посмотреть, как там все взрывается. Ну и высунул свою глупую башку. В итоге меня как шандарахнет осколком! Хорошо, что в каске был. А так привезли бы домой в цинковом ящике. Каска моя развалилась пополам. Осколок по касательной задел лицо.

– Значит, привет от своих получил, – грустно улыбнулся Сиверов.

– Так и есть, от своих. Но, как говорят, шрамы украшают мужчину, если нет других украшений.

– А контузило тебя, Паша, как? – поинтересовался Глеб.

– На боевом выходе. Поднимались мы в горку, и один из наших пацанов наскочил на мину. Двоих убило на месте. Трое были тяжело ранены. А меня подбросило вверх взрывной волной. Повезло – ни одной царапины; видимо, в рубашке родился. Только в глазах потемнело и кровь пошла из носа. Подбежал ко мне санинструктор, расспросил что да как. Потом сказал, что меня нужно эвакуировать на вертолете вместе с другими ранеными и убитыми. А нас изначально было всего пятнадцать человек. И я подумал: если заберут и меня, то останется всего девять пацанов, а нам важную высоту надо было занять и держать. К тому же я был пулеметчиком. В общем, отказался лететь, пояснил, что чувствую себя нормально и буду воевать дальше. Только попросил горсть таблеток анальгина. Залпом забросил их в рот, проглотил и запил водой из фляжки. Затем закинул пулемет на плечо и полез в горку. И хорошо, что пошел с ребятами. Очень духам приглянулась эта высота, как озверелые перлись на нее. Но хрен им в зубы! Не скинули они нас! Много их полегло на склонах той горки. А мне после контузии кошмары всякие начали сниться, орал я по ночам так, что пугал ребят до смерти. Вот такая история, – закончил рассказ Корягин.

Воцарилась тишина. Каждый вспоминал свой Афганистан.

– А тебе что запомнилось, Федор? – спросил Павел.

– Я тоже в разведке служил. Одни боевые выходы. Бывало, вернемся на базу, поесть и умыться не успеем, как опять в горы… Особо и рассказывать-то нечего. Прошло уже много лет. Что-то стирает время, кроме друзей, с которыми воевал. И конечно, погибшие ребята стоят перед глазами, – Сиверов тяжело вздохнул.

– Это точно. Погибшие не отпускают ни днем, ни ночью. Так и идут с нами по жизни, помогая нам, грешным, в житейской суете.

– Ты прав, Павел, золотые слова.

– А мне вот еще один случай запомнился в Афгане, – начал лесник. – Вроде ничего особенного, но почему-то врезался он мне в память. Возвращались мы с разведвыхода. Жара за сорок градусов. Казалось, дышать нечем. Всю воду из фляжек выпили. Мне уже стало мерещиться, будто я в озере купаюсь. Спускаемся с холма, смотрим, а там коза пасется. Кто-то из наших говорит: «Ребята, если ее поймать и подоить, было бы просто здорово». Естественно, всем очень хотелось пить, поэтому идея эта пришлась большинству по душе. Короче, начали мы эту козу ловить. Шустрой она оказалась. Умаялись, но поймали. Казалось, дело сделано. Но тут встал вопрос: кто же будет доить? Так вышло, что все мы были городскими жителями и, как подоить козу, никто понятия не имел. В общем, бросили жребий. И надо же было такому случиться, что выпала эта задача мне. Делать нечего, все зверски хотят пить и смотрят на меня как на спасителя. Один парень из Одессы, Димка Короленко, зацепил козу автоматом за рога. Остальные держали скотину со всех сторон. Снял я свою каску, подлез к козе и, как получалось, стал дергать за вымя. Долго маялся. Коза орала как резаная. Я со злости едва ее не прибил. Кое-как, но надоил немного. Каждый выпил буквально по глотку козьего молока, но, странное дело, всем вроде полегчало, мы благополучно вернулись обратно. Сейчас смешно это вспоминать, а тогда было не до смеху. Никогда в жизни мне не хотелось так сильно пить, как в тот день, – заключил Павел.