Аня из Зеленых Мезонинов - Люси Мод Монтгомери

— Мне она ни капельки не понравилась. Отвратительная.

— Аня! — воскликнула Марилла с упреком.

Аня с тяжелым вздохом опустилась на кресло-качалку, поцеловала один из листьев Милочки и помахала рукой цветущей фуксии.

— Им, наверное, было одиноко без меня, — объяснила она. — Ну вот, теперь о воскресной школе. Я все сделала, как вы мне велели. Миссис Линд уже не было дома, и я пошла одна. Я вошла в церковь вместе с толпой других девочек, села в углу на скамье у окна и там сидела, пока была общая часть перед занятиями. Мистер Белл читал ужасно длинную молитву. Он, наверное, страшно бы мне надоел, если бы я не сидела у окна. Но окно выходило прямо на Озеро Сверкающих Вод, так что я просто глядела на воду и воображала всякие чудесные вещи.

— Ты не должна была так себя вести! Нужно было слушать мистера Белла.

— Но он обращался не ко мне, — возразила Аня. — Он обращался к Богу и, кажется, сам не слишком интересовался тем, что говорит. Я думаю, он, наверное, считал, что Бог слишком далеко, чтобы из всего этого что-нибудь вышло… Я, впрочем, сама сказала коротенькую молитву. Там был длинный ряд белых берез, склонившихся к озеру, сквозь них светило солнце, и лучи пронзали воду глубоко-глубоко. О, Марилла, это было как чудный сон! Меня охватила дрожь восторга, и я просто повторила два или три раза подряд: "Благодарю Тебя за это, Господи".

— Не вслух, надеюсь, — сказала Марилла встревоженно.

— О нет, совсем тихонько… Ну вот, мистер Белл наконец кончил, и мне велели идти в класс мисс Роджерсон. Там было еще девять девочек. У всех были рукава с буфами. Я попыталась вообразить, что и у меня такие же, но ничего не вышло, Почему? Было так легко вообразить, что они с буфами, когда я была одна у себя в комнате, но это оказалось ужасно трудно там, где у всех остальных были настоящие буфы…

— Ты не должна была думать о своих рукавах в воскресной школе. Нужно было внимательно слушать урок, Надеюсь, ты его хорошо знала.

— О да. Я отвечала на множество вопросов. Мисс Роджерсон так много спрашивала. Я думаю, это было несправедливо, что она одна спрашивала. Мне тоже о многом хотелось ее спросить, но я не стала, потому что она не показалась мне родственной душой. Потом все остальные девочки декламировали переложения из Библии в стихах. И она спросила, знаю ли я что-нибудь. Я ответила, что нет, но что если она хочет, то я могла бы продекламировать "Верный пес на могиле хозяина"; это из хрестоматии для третьего класса. Это не совсем религиозное стихотворение, но вполне могло бы им быть, такое оно печальное и меланхолическое. Она сказала, что это не подойдет, и велела мне выучить переложение номер девятнадцать к следующему воскресенью. Я потом прочитала его в церкви. Просто великолепно! Там есть две строчки, которые вызвали во мне особый трепет:

Битвы взалкавших сынов сей земли

Сонмы врагов устрашить не смогли.

Я не знаю, что значит «взалкавших» и «сонмы», но звучит так величественно. Жаль, что нужно ждать следующего воскресенья, чтобы это продекламировать. Но я буду повторять эти стихи всю неделю. После урока я попросила мисс Роджерсон — потому что миссис Линд была далеко — указать мне вашу скамью в церкви. Я сидела так смирно, как только могла, а текст для проповеди был из Апокалипсиса, третья глава, стих второй и третий. Это был очень длинный текст. Если бы я была священником, я бы выбирала короткие и ясные. И проповедь была ужасно длинная. Я думаю, священнику пришлось сделать ее длинной, чтобы она соответствовала тексту. Я думаю, ему самому было ни капельки не интересно. Все его несчастье, похоже, в том, что у него не хватает воображения. Я его почти не слушала и позволила моим мыслям течь как хотят. И думала я о самых удивительных вещах.

Марилла беспомощно сознавала, что все сказанное заслуживает сурового осуждения, но ей мешал тот неопровержимый факт, что многие из высказанных Аней мнений, особенно о проповедях священника и молитвах мистера Белла, были ее, Мариллы, собственными мыслями, которые она хранила в глубине души многие годы, но никогда не позволяла себе высказать вслух. Ей показалось, что эти тайные, никогда не произносимые критические мысли неожиданно приобрели зримую и полную обвинения форму в образе этой заброшенной и неприметной частицы человечества, которая так смело выражала свое мнение.

Только в следующую пятницу Марилла узнала о шляпе, украшенной венком цветов. Она вернулась домой от миссис Линд и потребовала у Ани объяснений.

— Аня, миссис Рейчел рассказала мне, что в прошлое воскресенье ты была в церкви с каким-то смешным венком из лютиков и диких розочек на шляпе. Что за глупости! Ну, должно быть, и вид у тебя был!

— О, я знаю, мне не идет розовое и желтое, — начала было Аня.

— Не идет! Что за вздор! Сажать цветы на шляпу, какого бы цвета они ни были, просто смешно! Ты самый несносный ребенок на свете!

— Не понимаю, почему носить цветы на шляпе смешнее, чем прикалывать к платью? — возразила Аня. — У многих девочек были букетики, приколотые к платью. Какая разница?

Но Марилла не позволила оторвать себя от безопасного конкретного предмета и увлечь на ненадежную тропу абстрактных рассуждений.

— Ты не должна так мне отвечать, Аня. Было это очень глупо, и, пожалуйста, постарайся, чтобы впредь подобного не было. Миссис Рейчел говорит, что чуть в обморок не упала, когда увидела тебя в таком наряде. Сначала она не смогла добраться до тебя, чтобы велеть тебе снять этот глупый венок, а потом было уже поздно. Она говорит, что прихожане сочли это ужасным… Разумеется, все подумали, что это я совсем потеряла рассудок, раз позволяю тебе выходить в этаком виде.

— Ах, мне так жаль, — сказала Аня со слезами на глазах. — Я никак не предполагала, что вы будете возражать. Розочки и лютики такие милые и душистые; я считала, что они прелестно выглядят на моей шляпе. У многих девочек были искусственные цветы на шляпках. Боюсь, я буду для вас сущим наказанием. Может быть, вам лучше отослать меня обратно в приют? Это было бы ужасно. Не знаю, смогла бы я это пережить, скорее всего я заболела бы чахоткой, я ведь ужасно худая. Но уж лучше это, чем быть для вас сущим наказанием.

— Чепуха, — сказала Марилла, рассердившись сама на себя за то, что довела девочку до слез. — И разумеется, я не собираюсь отправлять тебя обратно в приют. Все, чего я хочу, это чтобы ты была как все девочки и не выставляла себя на посмешище. Ну, перестань плакать. У меня есть для тебя хорошая новость. Диана Барри сегодня вернулась домой. Я сейчас пойду к ним, чтобы попросить у миссис Барри выкройку юбки, и, если хочешь, можешь пойти со мной и познакомиться с Дианой.

Аня вскочила, сложив руки, слезы еще блестели у нее на щеках; полотенце, которое она подрубала, соскользнуло на пол.

— Ах, Марилла, мне страшно… теперь, когда эта минута пришла, мне по-настоящему страшно. Что, если я ей не понравлюсь? Это будет наитрагичнейшее разочарование в моей жизни.