Кольцо принца Файсала - Бьярне Ройтер

– Но если Земля действительно круглая, как шар, – спросил Том, – почему моря и океаны не падают вниз, на небесный свод?

– Океан, – развеселился старик, – крепко сидит на теле Земли, точь-в-точь как кожа на теле человека.

Том постучал себя по лбу.

– Ну и вздор ты несешь, вздор и чепуху.

Старик расплылся в беззубой улыбке и что есть мочи загорланил:

Услыхав это, Том понял, что попусту потратил время на старого безумца.

Однако своего обещания он не забыл и тем же вечером раздобыл еды в Крысином дворе, благо его владельцы вывесили для просушки много копченой рыбы и свежезасоленного мяса. И хотя Том поверил далеко не всему, что говорил старик, он честно поделился с ним своей добычей, а тот, набив рот едой, продолжил рассказывать парнишке с Невиса о Копернике из Польши.

И когда спустя три дня Том расстался со своим учителем, он утешал себя тем, что, даже если знаний в математике у него не прибавилось, он узнал много нового про папу римского. Например, что его задница и пузо выпирают, как арбузы.

Том стоит на пристани в порту. Заходящее солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.

Земля вращается, думает он, следя взглядом за шхуной, причаливающей к берегу. На ее борту двое мужчин: один – маленький и старый, другой – здоровенный, как медведь.

Том ждал этого момента. Он понял, что в Порт-Ройале ему делать нечего. Если он не хочет продолжать спать под перевернутой лодкой и закончить свои дни грязным вонючим старикашкой.

Том подбегает к судну и окликает шкипера. Старик недоуменно крутит головой и наконец замечает Тома.

– Работа, говоришь, – бормочет он. – А какую тебе надобно работу?

– Какую угодно, – отвечает Том.

– А что ты умеешь делать?

– Я все умею, – говорит Том, подтягивая штаны.

Пожилой отходит от борта и стоит, глядя на заходящее солнце, чьи лучи растекаются по воде, словно огненная лава.

– Вот еще один день короткой человеческой жизни подошел к концу, – старик задумчиво скребет свою белую бороду. – Но завтра утром солнце взойдет опять, а нам с Бруно лишние руки не нужны.

Том улыбается мужчине.

– Солнце, – говорит он, – вовсе не движется. Это Земля, по которой вы ступаете, вращается вокруг себя.

Старик смотрит на него и внезапно тоже расплывается в широкой улыбке.

– Кто ты, черт тебя дери?

Том делает шаг вперед.

– Я – самый хороший рассказчик историй, – отвечает он. – Я знаю тысячу и одну выдуманную историю и еще столько же правдивых.

Шкипера звали Альберт, а его внука – Бруно. Это был бесконечно добрый молодой человек с умом ребенка и наивным выражением маленьких черных глаз.

На своей шхуне дед и внук бороздили воды Карибского моря между островами Санта-Крус и Сент-Джон и ловили рыбу для собственного развлечения, причем самым большим их развлечением была охота на сельдевую акулу. В остальном же они жили как придется и принимали жизнь такой, как она есть.

Том научился ловить черепах. Черепашье мясо очень вкусно, а их панцири, из которых делали украшения, можно было потом продать в порту и выручить за них хорошие деньги.

Даже извлеченное из тела сердце черепахи еще долго продолжает биться. Это чрезвычайно забавляло великана Бруно, который любил смотреть на сердце, пока оно не переставало сокращаться, после чего разочарованно выкидывал его за борт.

Ловля сельдевой акулы была опасным занятием, которое требовало терпения, сноровки, хитрости и уважения к этим кровожадным тварям. Без терпения ничего не поймаешь, но без уважения можно было легко поплатиться жизнью.

Однажды тихой ночью их шхуна, омываемая звездным светом, качалась на волнах милях в пяти от Пуэрто-Рико. Приманка была готова и привязана ко дну шхуны, и запах свежей крови смешивался с запахом соленой воды.

Том сидел на палубе вместе со шкипером и его внуком и развлекал их историей о том, как один моряк похитил в жарких странах солнце и растопил лед в сердце принцессы.

– Этот моряк, – рассказывал Том, – женился на принцессе и получил от ее отца в приданое целый замок. Богаче этого моряка свет не видывал.

Том замолчал, думая о Бибидо и о той награде, которую он, должно быть, так никогда и не получит.

Он нетерпеливо смотрел на наживку, проклинал свою несчастливую судьбу и тихо злился на Альберто и Бруно, которые даже не подозревали, чего он лишился.

– Не завидуй ему, Том, – посоветовал шкипер, набивая табаком трубку. – Зато мы сейчас находимся там, где водятся самые большие акулы. Некоторые из них достигают в длину пяти метров, а уж умны, как сам Коперник из Польши.

Альберт подмигнул Бруно, и тот, расплывшись в улыбке, похлопал Тома по спине.

– Ни одно животное не может быть умнее Коперника, – пробурчал Том, глядя на море, – а уж сельдевая акула тем более.

Этой ночью он в первый раз оказался на волосок от смерти.

Акула вцепилась в приманку около полуночи. Ее атака окровавленного рыбьего мяса была такой мощной, что судно содрогнулось.

– Акула! – закричал шкипер и вывалился из гамака.

Через несколько минут все трое были на палубе.

– Она прямо под нами, – прошептал Альберт, вытаращив глаза. Бруно в ответ лишь поежился.

Тишина.

– Уплыла, – сказал Том.

– Терпение, – прошептал шкипер.

В молчании они выждали еще несколько минут, и тут Том заметил акулу, которая с пугающей скоростью накручивала круги вокруг судна.

Бруно закричал от ужаса и восторга, а Том забегал от одного борта к другому, стараясь не упускать животное из виду. Увиденное поразило его своей красотой: спина акулы отливала голубым, а брюхо светилось, как серебро.

– У акулы восемь рядов зубов, – объяснял между тем шкипер Тому, – и самый меньший из них – размером с человеческий палец, так что если она во что вцепится, так уж вцепится. Каждый зуб – как заточенный с двух сторон кинжал. Сельдевая акула ничего не боится. Ее боятся все, а ей страх неведом.

– Ну, это мы посмотрим, – проворчал Том и схватил гарпун.

Альберт приблизился к нему.

– Помни, чему я тебя учил, Том, – уважение!

– Чтобы я уважал какую-то акулу? Да никогда в жизни!

Том поднял гарпун и услыхал рядом с собой истеричный смех Бруно, когда акула вцепилась в приманку. Мелькнули ее холодные, как лед, глаза, и до их слуха донесся звук разрываемого мяса.

– Ну же, Том, – закричал шкипер, – давай!