Дни, когда я плакала - Джоя Гоффни

Она отмеченный наградами фотограф. Наш отдел ежегодников гордится тем, что она учится у нас. Наша школа гордится тем, что она учится у нас. Ей отдали целую стену в холле С для выставки ее работ. Она словно стала ее собственной маленькой арт-галереей. Она показывала фотографии повседневной жизни учеников, а еще снимки, сделанные в окрестностях Остина, от которых захватывало дух.

А потом, во время рождественских праздников, когда большинство учеников наслаждались своими каникулами, несколько человек проникли в здание – и все ее фотографии были изрисованы красным маркером:

Свежие новости: главный фотограф делает отличный минет!

Оливия Томас готова к работе!

Снимает головы и сосет головки!

Я смотрю в зеркало заднего вида. Оливия сжимает ладони в просительном жесте.

– Я быстро, обещаю.

Мое чувство вины обрушивается на меня. Я так резко разворачиваюсь, что Картеру приходится ухватиться за ручку двери.

Вытаскивая свою камеру, она поворачивается к Одену.

– Я говорила тебе, что продаю свои фотографии в интернете?

Он кивает.

– Если я дам тебе долю, ты согласишься редактировать мои фотографии?

– Правда? – Его лицо вдруг светлеет.

– Черт, да! Ты же лучший редактор в ежегоднике, Оди.

Оди? И погодите-ка, они вместе работают над ежегодником?

Он расплывается в улыбке до ушей.

– Конечно, буду. И тебе даже необязательно мне за это платить.

– Я определенно буду тебе платить.

Когда я подъезжаю к заброшенной заправке, Оливия просит оставить машину на обочине, чтобы она не попала в кадр.

Я оглядываю стены, покрытые граффити, жестяную крышу навеса над тем, что когда-то было бензоколонкой, постепенно сползающую на землю, лист за листом. Все окна крошечного здания заколочены, как и дверь. Здесь есть даже указатель, развалившийся на части у дороги.

Оливия выскакивает, обуреваемая эмоциями, едва не визжа. Оден выходит из машины и присоединяется к ней, указывая на детали на стенах. Она снимает всё крупным планом с каждого ракурса. Потом велит мне переставить машину на другую сторону дороги, потому что она всё равно почему-то попадает в кадр. Я выполняю ее указания без единого вопроса.

Мы с Картером сидим в машине, где тихо играет музыка – Тайриз. Он откидывается на спинку сиденья, расставив пошире длинные ноги в тесном пространстве, и поворачивается ко мне. Кажется, ему вполне комфортно вот так пялиться на меня.

– Что? – нервно спрашиваю я.

Его взгляд на моих губах.

– Ничего.

Мое дыхание угасает, исчезает, покидает меня. Я отворачиваюсь к своему окну, уставившись на пастбище, и пытаюсь дышать так тихо, как могу. Включается How You Gonna Act Like That – моя любимая песня у Тайриза. Я откидываю голову назад, закрываю глаза и беззвучно повторяю ее слова.

Но тут Картер прибавляет звук.

– О, моя любимая песня! – Я смотрю на него, он улыбается.

Я распахиваю глаза.

– И моя.

Он запрокидывает голову и вдруг начинает читать куплет. Потом вступаю я и пою фоновую часть. Он с удивлением поворачивается ко мне. Потом мы вместе поем все слова – он громко и очень плохо, так что мне едва удается петь и не смеяться над его пронзительными криками.

Во время проигрыша он вытягивает руки, словно выступая в видеоклипе. А потом втягивает в свое выступление и меня, проведя пальцем по моей щеке.

– Я был игроком и сделал свой выбор, отдав свое сердце тебе! – Я прикусываю нижнюю губу, напуганная тем, насколько близко к сердцу я всё это принимаю. Особенно когда он берет мою руку и начинает покачивать ею в такт музыке. Его рука теплее, чем моя, и намного больше.

Я улыбаюсь, надеясь, что эта песня никогда не закончится, и в то же время отчаянно желая, чтобы она закончилась прямо сейчас. Вам знакомо чувство, когда происходит что-то прекрасное, но если вы попытаетесь продлить его хоть на секунду, то можете случайно взорваться и всё разрушить?

Я тянусь к панели и выключаю музыку, забирая у него свою руку.

– Эй, – протестует он. – Что случилось?

Я смотрю на него, прищурив глаза.

– Откуда ты знаешь, что мне нравится такая музыка?

– Просто угадал, – он улыбается.

– Ты имеешь в виду, что прочитал мой дневник и видел список моих любимых песен?

Его улыбка мгновенно испаряется.

– Боже, Куинн. Под этим я имею в виду, что в десятом классе на уроке английского у нас были презентации о самых волнующих моментах нашей жизни, и ты использовала одну из песен «Систерз уиз войс».

– И ты это помнишь? – Я сама едва помню. Я сделала презентацию о том, как мы с Хэтти вырастили кролика, а его загрызли койоты. Тот период моей жизни был намного проще, раз именно этот момент тогда казался мне самым душераздирающим из всех, что я когда-либо переживала. У меня была самая плаксивая презентация в классе, и поэтому я так удивлена, что Картер ее помнит.

– После череды песен Тэйлор Свифт я ожидал, что и у тебя будет Тэйлор.

– Тэйлор не так уж и плоха, – говорю я.

Он смеется, и я улыбаюсь, опустив взгляд на свои ладони, лежащие на коленях. Не могу поверить, что он это помнит.

– А у тебя был «Стрэндж фрут»[4] Билли Холидей, – произношу я. Я поднимаю взгляд – он удивлен не меньше, чем до этого я. – Это было неприкрытое заявление в классе, полном белых ребят, но я не думаю, что кто-то знал эту песню.

– Они не знали. Зато миссис Декстер знала. Она так перепугалась! – Я смеюсь, он улыбается. Потом улыбка сходит с его лица, и он смотрит на меня так, словно видит впервые. – Я не знал, что ты обращаешь внимание на такое.

Я пожимаю плечами, глядя на консоль.

– И я не знала этого о тебе.

Задняя дверь машины распахивается, и мы оба подпрыгиваем, словно нас застукали за чем-то запретным, чем мы не должны заниматься. И кажется, будто мы и вправду это делали.

Оливия усаживается на заднее сиденье.

– Отличные фото!

– Вам, ребята, стоило это увидеть, – говорит Оден. – Задняя дверь была открыта. Могу поспорить, там постоянно зависают подростки…

– …наркотой и прочим дерьмом, – добавляет Оливия.

Картер поддразнивает их:

– А, так вот почему вы были там так долго.

Оден краснеет.

Оливия говорит:

– Так, а вы тут чем занимались, а?