Игра без правил - Энтони Гальяно

Катер прошел надо мной. Меня стало утягивать вверх. Я заработал ногами, стараясь уйти в глубину, но получалось только оставаться на месте. Затем свет исчез и вода успокоилась. Я снова сыграл в «десять секунд», сумев досчитать до восьми, и то с огромным трудом. На поверхность меня вынесло спиной к катеру. На далеком берегу в обе стороны простирались огни. Я оглянулся и ярдах в пятидесяти увидел очертания корабля. Он ощупывал лучом водную гладь и двигался на восток — примерно в том направлении, куда я поплыл в первый раз. Не поверни я назад, он бы точно меня нашел.

Несколько мгновений я следил за светом, не решаясь, куда плыть. Если он обнаружит спасательный жилет, то подумает, что я скинул его и нырнул, поскольку в жилете нырять затруднительно. В таком случае я должен быть где-то неподалеку. Или может решить, что я мертв, а значит, болтаюсь на поверхности. В любом случае он продолжит поиски. Начнет от места, где сшиб меня, и какое-то время будет крутиться на небольшом пятачке. А когда станет ясно, что меня там нет, станет искать дальше.

Увидев, что луч света повернул в сторону юга, я направился на север вместе с течением, хотя и выбора-то особого не было. Я плыл легко, ровными гребками. Я не сомневался, что у Уильямса есть прибор ночного видения, но даже в этом случае засечь меня он мог только случайно. Океан ощетинился легкой зыбью, и небольшие барашки волн надежно скрывали меня. Тем не менее я старался держаться под водой и высовываться по мере необходимости. Теперь я радовался, что принял эфедрин — он мне понадобился.

Когда я в следующий раз вынырнул, свет был еще виден. Уильямс по-прежнему рыскал там, где начал, в двухстах футах южнее. Время от времени он неожиданно направлял луч прожектора в другую сторону, словно знал, что я неподалеку, и надеялся застать врасплох. Но свет ни разу не приближался, поэтому я плыл дальше. Шансов мало, но другого выхода нет.

Здесь не было никого, кроме нас, и кто знает, какая связь образуется в подобных ситуациях между хищником и жертвой? Сейчас, несмотря на плеск волн и разделяющее нас расстояние, мне казалось, что я слышу его мысли и чувствую желание меня найти. Я кожей ощущал, как он прислушивается, и в такие моменты нырял и молился, чтобы он поскорее отвернулся.

Я продолжал плыть. Страх придал мне сил и прибавил выносливости. Эфедрин наконец-то начал действовать, но усталость все равно одолевала. Вдруг я услышал, что катер приближается ко мне с юга. Уильямс стал действовать более методично, как я и предполагал. Он совершал концентрические круги вокруг зоны поиска. Сначала широкие — вдруг я сумел выбраться из байдарки и еще способен плыть. Затем круги будут постепенно сужаться, пока я наконец не окажусь в центре, как букашка в сливе раковины.

Луч прожектора чуть не задел меня, белое пятно погасло на расстоянии нескольких ярдов. Я поспешно нырнул и поплыл в противоположную сторону от катера. Что-то коснулось моей ноги, но я не останавливался. Все зависит от того, как Уильямс ведет поиск. Если я оказался вне периметра первого круга и он движется от меня, приближаясь по спирали к центру, тогда я, возможно, успею прорваться. В противном случае он обязательно меня увидит. Я раздвигал руками темноту, словно слепой, пробирался сквозь водяной занавес, который без конца открывался и закрывался передо мной.

Катер прошел футов пятьдесят на восток и снова повернул в открытое море. Вынырнув, я увидел, как он направляется по дуге к берегу. Значит, Уильямс недооценил меня и только что завершил самый большой круг. Я оказался вне периметра, но это еще не победа. Он довольно быстро придет по спирали к центру и решит, что я либо мертв, либо все-таки ускользнул от него. Тогда Уильямс начнет заново и на этот раз будет искать ближе к берегу. Он может позволить себе быть методичным. До берега несколько миль, а у него катер и добрых два часа до рассвета.

Я перевернулся на спину и заработал ногами, чтобы дать отдых рукам. Как-то раз я участвовал в троеборье, и тогда мне показалось, что я достиг предела усталости. Я ошибался. Известно, что в человеческом теле заложены резервы, которые открываются только в момент крайней опасности или возбуждения. Я не сомневался, что сейчас именно так и происходит. По всем законам я должен был устать настолько, что не смог бы и пошевелиться, но откуда-то по-прежнему брались силы. Тело, поначалу казавшееся чугунным, теперь стало сверхъестественно легким, будто я не столько плыл в воде, сколько был ее частью.

Потом тяжесть навалилась снова, но я продолжал упорно плыть к цепочке огней на берегу, которая, казалось, так и не приближается, несмотря на все мои старания. В мозгу не осталось ни единой мысли, словно приток крови к голове полностью прекратился. Тело двигалось само по себе, неся меня вперед, как конь всадника — либо полумертвого, либо слишком уставшего, чтобы держать поводья.

Когда я пришел в себя, уже рассвело. Должно быть, я открыл глаза как раз в тот момент, когда рука поднялась для очередного взмаха. Я сразу же почувствовал солнечный жар и увидел слепящий серебряный блеск на поверхности моря. Язык распух от жажды, силы покинули меня. Всего в полумиле от меня маячил берег, но ни капли энергии не осталось. Я сумел перевернуться на спину, но показалось, будто я лежу на кровати, и я чуть было не позволил себе смертельную роскошь расслабиться. На полпути к берегу виднелся оранжевый буй, и я поплыл к нему, понимая, что если сумею до него добраться, то получу шанс выжить.

Оставалось каких-то триста ярдов, но, сколько я ни плыл, земля не приближалась, дразня спасением, как великолепный мираж. Я видел людей, резвящихся у берега, слышал их голоса. Я попытался позвать на помощь, но из горла вырвался странный скрипучий звук, не похожий на человеческий голос. Еще немного — и прилив подхватил бы меня и вынес на берег. Как глупо, почти преступно погибнуть так близко от земли! Именно это мне и грозило, поскольку я вдруг перестал двигаться. Руки и ноги отказали, и я облегченно начал тонуть. Мне нужен был отдых, даже если он закончится смертью. Я задержал дыхание — просто так, без особой причины. Не стоит облегчать костлявой задачу. Я погрузился ярда на три, когда ступни коснулись песчаного дна.

После бесконечно долгого пребывания в воде я наконец ощутил что-то твердое под ногами и почувствовал прилив сил. Я сразу поверил, что еще не все потеряно. Я вынырнул на поверхность и взглянул на берег. Рукой подать. Сто ярдов, самое большее.

Раз плюнуть. Смогу. Я заставил обессилевшие руки и ноги двигаться, как понукают непокорных мулов в предгорьях Анд. Мои конечности мне больше не принадлежали. Я просто взял их напрокат. Им явно не нравилось, как с ними обращаются, но они, видимо, тоже почувствовали близость берега, потому что стали повиноваться.

«Ну, давайте, ребята, — сказал я, — теперь не подведите».

Словно в полусне, я услышал приближающийся гул мотора. Катер быстро и неумолимо мчался на меня. Я начал грести быстрее. Сомнений нет, это Уильямс. Я повернул голову и увидел его за штурвалом. Лысый череп сверкал, как шлем конквистадора. Я вспомнил уши, за которые он получал деньги во Вьетнаме. Неудивительно, что он искал меня всю ночь.

Меня спас страх. Страх, выдавивший в кровь последние капли адреналина. Невыносимая усталость вдруг исчезла. Конечно, это ненадолго, но мне должно хватить.