Любовь на Утином острове - Марианна Лесли

Еще он понял, какое потрясение она пережила вчера, когда узнала о том, что может лишиться пансиона, который считала своим домом.

Она сидела, закрыв глаза и подставив лицо осеннему солнцу, а он любовался ею, ее переливающимися под солнцем черными кудрями, ее загорелой кожей, хорошеньким носиком с маленькой горбинкой.

– Дженни, – позвал он ее.

Она открыла глаза, повернула голову и взглянула на него из-под густых черных ресниц.

– Да?

– Ты поможешь мне в одном деле?

– Да, конечно, – с готовностью отозвалась она.

Тепло и благодарность затопили ему грудь. Ее детская доверчивость и готовность сию минуту прийти на помощь пробуждали в нем такие чувства, которые он уже давно позабыл. С тех пор как расстался с Элизой.

Он медленно поднялся, протянул руку и помог ей встать. Что она делает с ним, эта женщина с невинным лицом и доверчивостью ребенка?!

Алан очень долго смотрел в эти золотисто-ореховые глаза, любуясь тем, как солнечный свет играет на ее черных ресницах. Слишком долго держал он в своей большой грубой ладони ее маленькую теплую руку, восхищаясь хрупкостью пальцев.

Что-то происходит с ними. Что-то неправильное, но неизбежное. Он понял, что хочет ее так, как никогда и никого не хотел, даже Элизу. Он стоял и думал лишь о загорелом гибком теле, скрытом под широкой мешковатой рубашкой и тесными джинсами. Он думал о том, как давно с ним не было ничего подобного.

Алан не знал, откуда взялось это наваждение и почему, но был уверен, что должен сопротивляться ему всеми силами.

В конце концов Дженни первая опомнилась, и действительность, к его огромному облегчению, вновь обрела свои привычные очертания.

– Только вначале я бы не отказалась поесть, – неуверенно улыбнулась она. – Я ужасно проголодалась.

Я тоже, угрюмо подумал он, только мой голод не имеет никакого отношения к еде.

– Да, конечно, – пробормотал он. – Идем. Суп уже готов.

По крайней мере этот вид голода они могут утолить.

Крылечко хижины требовало ремонта, и он обнаружил в сарае необходимые инструменты. Алан справедливо полагал, что физический труд займет его руки, голову и время, к тому же даст возможность хоть чем-то отблагодарить людей, в чьем доме они нашли приют.

Они поели, затем с энтузиазмом взялись за дело. Это казалось Алану самым безопасным занятием, но очень скоро он начал задавать себе вопрос: а достаточно ли мудро он поступил?

Всякий раз, поворачиваясь за очередным гвоздем, или молотком, или пилой, он любовался игрой света в ее черных кудрях. Расчесанные щеткой, найденной возле умывальника, они лежали блестящими волнами вокруг лица, а когда какой-нибудь непослушный локон падал на глаза, она нетерпеливым движением заправляла его за ухо здоровой рукой, и отчего-то этот жест казался Алану невозможно сексуальным.

Он представлял, как пропускает эти пушистые шелковистые локоны сквозь пальцы, подносит к губам, нежно касается…

Э, старик, невесело усмехнулся он про себя, да ты, похоже, совсем пропащий, если тебя так возбуждают одни только волосы.

Вопросительный взгляд Дженни привел его в чувство и дал понять, что он слишком пристально на нее смотрит.

Это необходимо прекратить, и как можно скорее. Подобное волнение, юношеская восторженность – все это, в конце концов, просто смешно. Он же взрослый, тридцативосьмилетний мужчина, прошедший огонь и воду, а она пусть и не ребенок, но все еще юная наивная девочка и ей нужен жизнерадостный молодой человек вроде того же Арчи Лэндера, а не такой угрюмый, нелюдимый солдафон, как он. Да и не нужна ему еще и эта головная боль. Хватит с него и той, что есть.

– Придержи-ка, – попросил он Дженни, кладя отпиленную по размеру доску на место и приготовившись прибить ее.

Дженни придержала доску здоровой рукой, опираясь бедром о перила.

– Помню, как отец из кедровых досок делал скамейки, которые стоят рядом с пристанью. Я тогда ему тоже помогала. – Судя по ее тону, это воспоминание было ей приятно. – А ты где научился столярничать?

– Помогал Джейку в его магазинчике, – коротко ответил он, не вдаваясь в подробности.

Она ничего не сказала. Волосы вновь упали ей на лицо, и она с досадой отбросила их. И снова этот невинный жест возбудил его, но он попытался спрятать свою неуместную реакцию за недовольством.

– Тебя не раздражает это? Я имею в виду, волосы. Они же постоянно лезут в глаза.

Она пожала плечами.

– Обычно я прячу их под кепку или стягиваю резинкой, но бейсболку я вчера потеряла, а сделать хвост одной рукой никак не получается.

Так, похоже, у меня нет выбора, подумал Алан.

Он бросил молоток на землю и неловко поднялся. Боль прострелила больную ногу, которая мстила ему за то, что он заставил ее сгибаться.

Он подошел к Дженни.

– Резинка есть?

– Да. – Она полезла пальцами здоровой руки в нагрудный карман рубашки и извлекла оттуда простенькую голубую резинку, отдала ему и повернулась спиной.

Он хотел управиться быстро, но едва только его пальцы коснулись волос, как опять началось наваждение.

Волосы ее не походили ни на что из того, что он когда-либо трогал. Мягкие, словно шелк, душистые, как осеннее утро, казалось, они жили своей собственной жизнью. Алан не мог этого вынести. Он пропустил короткие, блестящие пряди сквозь пальцы, отвел их с шеи, затем отпустил, любуясь, как они, скользя и переливаясь, возвращаются на место. Это был самый неожиданный соблазн, который он когда-либо переживал, соблазн, перед которым невозможно устоять.

– Какие красивые, – пробормотал он, словно в беспамятстве, испытывая искушение зарыться в них лицом.

Она стояла очень спокойно, только хрупкие плечи были напряжены.

– Ну вот, – проговорил он, благоговейно собирая волосы на затылке и завязывая их резинкой. – Это должно помочь.

– Спасибо. Так значительно лучше, – сказала она, поворачиваясь. – Кажется, становится жарко.

Тем не менее он заметил, как по ее телу пробежала дрожь, и его тело тут же отреагировало горячим теплом. Слишком хорошо зная, чем это может закончиться, он хотел отвести взгляд от нее, но невольно залюбовался открывшейся тонкой шеей, где выступила легкая испарина, словно бусинки росы.

У нее была тонкая кожа, а его руки были грубыми. Но ему очень хотелось дотронуться до нее. Он нежно прикоснулся к ямочке у основания шеи своими длинными, мозолистыми пальцами и стер испарину, затем стал рассматривать то место, к которому только что прикасался. Завороженный слабым биением пульса на ее шее, он сглотнул. Ему мучительно хотелось прижаться губами к этой соблазнительной ямочке и попробовать ее на вкус.