Три жизни Томоми Ишикава - Бенджамин Констэбл

По-прежнему пытаясь казаться нормальным, я сунул руку в горшок, вытащил заклеенный прозрачный пакет с конвертом внутри и вновь разровнял землю. На конверте было написано знакомыми большими буквами: «Осторожней, когда откроешь – кое-что может выпасть». Там, завернутая в листок бумаги, испещренный синими буквами, лежала крошечная золотая капля в форме слезы, с петелькой на остром конце. Сломанная сережка, которую я некогда нашел в метро. Застежку я вынул, а каплю сохранил и однажды подарил Бабочке, рассказав ей историю про дом на улице Мирб, а она довольно бестактно принялась со мной спорить насчет исторической достоверности.

Я не сдержал улыбки. Как типично для Бабочки. Настоящее сокровище.

На бумаге было написано одно-единственное предложение, в кавычках.

«Темный поток, вырываясь из сердца тьмы, уносил нас к морю; теперь мы шли в два раза быстрее, чем раньше; а жизнь Томоми Ишикава так же быстро угасала, отливая от ее сердца, чтобы влиться в море неумолимого времени».

Я попытался сдержать свою радость. Бабочка оставила мне цитату, и я знал, откуда. Наверное, помогло то, что название книжки упоминалось в записке, но все-таки я чувствовал себя молодцом.

Вернувшись домой, я взял с полки «Сердце тьмы» и полистал. Нужный абзац я нашел с легкостью. Бабочка, разумеется, заменила имя Курц на собственное – неприятное напоминание об угасавшей жизни, которая отливала от ее сердца, в то время как она затеяла игру ради моего развлечения. Но тут я задумался. Неужели нужно было прочесть книгу, чтобы найти подсказку, которая привела бы в тупик, к очередному темному секрету? «Угасала, отливая» – я это уже где-то читал и знал, где найти – нацарапанное синими чернилами на внутренней стороне обложки той же самой книги.

Париж, ноябрь 2006 г.

Подарок для твоего темного сердца. Ты напоминаешь мне о мыслях, которые неумолимо вытекают из моих рук и вливаются в мозг, словно какое-то извращенное откровение.

Целую,

Бабочка

Я счел посвящение чепухой. Но «вливаясь в мозг»… Я открыл папку «Мой мозг» на компьютере и щелкнул по файлу с названием «Откровение святой Бабочки».

Откровение святой Бабочки.

Однажды солнце закатилось за горизонт, и алое пятно исчезло с неба, оставив бледный след, подсвеченный горевшими внизу фонарями. Я шла на юг, в сторону башни и квартала потерянного поколения.

Сквозь облака пробилась луна, источающая сожаление, тяжелая, падающая. Слева с кладбища донеслись голоса – мертвые звали меня присоединиться к ним, иногда богатыми хоровыми песнопениями, иногда шумом и какофонией, атакуя мои уши и обременяя дух. Бодлер, де Бовуар, Бекетт, Дюра, Франк, Гарнье, Гейнсбур, Гильман, Ларусс, Мопассан, Сартр, Сонтаг, подождите. Подождите! Скоро я буду с вами.

Я помедлила, стоя перед стеклянным фасадом вокзала и наблюдая, как души недолговечных живых приходят и уходят. Вокруг собралась толпа. Сначала я решила, что это случайное совпадение – возможно, я забрела в центр какого-нибудь митинга, – но постепенно внимание переключилось на меня, я слышала сердитые окрики и издевки.

Я подняла руки, чтобы защитить голову, и пожалела, что не могу провалиться сквозь землю. Чего вы ждете? Вот она я. Но земля не разверзлась, и от страха я опомнилась.

– Стойте! – крикнула я, и по площади прокатилась тишина.

Я раскинула руки, и люди попятились. С моих губ сорвались слова:

– Вы не судьи мне.

И по толпе прошел шепот.

Я подняла всех, кто стоял передо мной, и пронесла их через вокзал, мимо билетных касс и автоматов с сандвичами, мимо часов и табло, мимо платформ и скоростных поездов, выстроившихся на путях, которые простирались на юг и на запад, как побеги, пробивающиеся сквозь землю навстречу свету. Эти пути тянулись к океану.

– Я покажу вам все. Я расскажу вам все, и вы будете смотреть в благоговении, очарованные иллюзией.

Как еще я могла спастись от них?

Мы поднимались выше и выше, в сад – остров Гесперид, оазис в безлюдных горах, проход сквозь Саргассово море в новый мир.

Толпа смотрела в изумлении, парализованная страхом, но был один, кто ничего не замечал. Он рассматривал сад, а потом сказал:

– Мне нравится.

Я знала, что он придет. Мои опасения оказались верны.

– Я выбрала свой путь! – крикнула я. – Он ведет к смерти. Не суди меня, пожалуйста.

Но он не слушал. Не то чтобы это совсем не имело значения, просто он был несведущ. Или сознательно избегал того, что не желал видеть?

Я заметила:

– Все записано, чтобы ты нашел. Оглянись. Оно здесь.

И, когда он оглянулся, я тихо ушла, чтобы не привлекать внимания. Сгустились тяжелые тучи, и мертвые воззвали: приди.

Приди скорей, покинь землю. Улетай из сада, лети через океан, в прошлое, к маленьким сокровищам, которые ждут тебя, и я убегу, прежде чем буду застигнута бурей.

Тени пересекали лик луны, поднялся ветер, грозивший вырвать с корнем деревья и опрокинуть башню, и небеса рухнули бы, и мертвые восстали бы из могил, чтобы забрать меня, если бы я не пришла сама.

Пожалуйста, уходи, пока не стало слишком поздно. Пробудись. Пробудись и уходи. Вернись, когда буря пронесется, а мертвые отправятся спать.

Сад зазеленеет, на деревьях распустятся цветы, а сквозь твои пальцы будет литься холодная вода фонтана.

Черт возьми. Башня, вокзал, потерянное поколение и кладбище означают Монпарнас. Над вокзалом расположен сад, называемый Атлантическим. Я набрел на него однажды зимой, когда опоздал на поезд и вынужден был полтора часа ждать следующего. Про этот сад, со всех сторон окруженный высокими зданиями, я рассказал Бабочке. Пройти туда можно либо по вокзальной лестнице, либо поднявшись на одном из двух лифтов, расположенных на примыкающих улицах. После наступления темноты сад закрывают, но я знаю запасной ход. В центре сада есть стальная конструкция «Остров Гесперид».

Я посмотрел на часы – было одиннадцать. Метро еще работало.

Я доехал по шестой линии до Монпарнаса и прошел через вокзал, мимо лестницы, ведущей в сад и заканчивающейся запертой дверью. Я миновал лифт, стоявший, как огромный почтовый ящик, посреди тротуара, свернул, пройдя между редакцией «Ле пти журналь» слева и Управлением железных дорог. В конце улицы, у громадного цирка, я повернул направо, следуя изогнутым очертаниям фасада отеля «Конкорд», и оказался на подъездной дороге позади него.

Появился Кот и зашагал впереди, держась в тени стены. Я решил, что это хорошая идея. Когда я подошел к секретному входу, путь преградила четырехметровая кованая стальная решетка. И почему я раньше никогда ее не замечал? Кот легко протиснулся между прутьев и уселся на другой стороне, глядя на меня.

– Я ни за что не пролезу, – заметил я и отступил на шаг.