Старшая правнучка - Иоанна Хмелевская

Потом Зенин батрак, с трудом упросив горничную Матильды, чтобы допустила его к барыне, лично признался последней в своем наблюдении. Сбежав от работы в коровнике, он по барскому двору шлялся и из любопытства прокрался под окно кабинета. Сквозь кружевные занавеси парень заглянул внутрь и, по его словам, видел "двух человек в комнате, как один другого словно из кресел поднимал, на пол его клал, и тот словно неживой был". А потом, схватив подушку, неизвестный мужчина, вместо того чтобы "неживому" подложить под голову, что-то с ней делал, пригнувшись к полу, – занавески мешали разглядеть, что именно, – а потом швырнул обратно в кресло. Тут батрака окликнули, и он, опасаясь наказания за безделье, отскочил от окна и помчался к себе в коровник, но, обернувшись, успел заметить, как мужчина какой-то вылезает из кабинетного окна. Мужчину батрак не опознал. А сенсационное признание Матильде сделал не сразу, а лишь после того, как по деревне поползли слухи о кончине барина при подозрительных обстоятельствах. Наверняка, выслушав показания батрака, Матильда вздохнула с облегчением, ведь не могла не заподозрить свою подружку Зеню, хотя та со своим конюшим у нее же в гостях находилась, когда пришло известие о скоропостижной кончине пана Фулярского. И подговорить кого-нибудь убить постылого мужа – рассуждала автор дневника – тоже не могла, одно у нее доверенное лицо – конюший, так он был в это время вместе с хозяйкой у Вежховских.

События следуют одно за другим. Торжественные похороны пана Фулярского, на которых Зеня "на гроб не кидалась, горючими слезами вдовьими не заливалась, но под черной траурной вуалью как надлежит, благопристойно выглядела", а после поминок опять верхом в сопровождении конюшего приехала к подруге. Не только у Матильды, но и у Юстины уже возникли весьма серьезные подозрения насчет этого конюшего, слишком уж часто сопровождает он свою хозяйку в ее прогулках верхом. Ну, так и есть.

…Эдмунд его зовут. Поначалу ужас меня обуял, но, умом пораскинув, одумалась я, может, оно и к лучшему? Фамилия Ростоцкий, шляхетского роду, хотя и мелкопоместного, а мало ли достойных дворян не по своей вине разорились? А дивиться не след, молодой да пригожий, ровно мой Матеуш, где там пану Фулярскому. И теперь наставляю Зеню, остереглась бы показывать склонность свою к конюшему, а особливо бы ребеночек не приключился, да Зеня заверяет – не дошли они еще с Эдмундом до таких интимностей.

В этом месте драматическое повествование прабабки прерывалось длиннющим, в полстраницы, предложением, по всей вероятности содержащим в себе развязку сенсационных событий. Юстина с пылом бросилась его расшифровывать, потратила уйму времени и впала в бешенство, выяснив, что совершенно нечитаемый текст заключал описание каких-то сногсшибательных подвязок, глубоко потрясших прабабку. Цвет, ленточки и эластичность новомодного изобретения выбили из головы легкомысленной основательницы рода все прочие события.

Прежде чем опять приняться за сизифов труд, бедная Юстина должна была как следует передохнуть и успокоиться. Пообщалась с Фелей, выпила холодной воды, выглянула в окно. Убедилась, что ее дочурка спокойно играет в песочнице, в данный момент пытаясь свое жестяное ведерко насадить на голову соседскому мальчику. Успокоившись, Юстина вновь взялась за чтение. К счастью, прабабке удалось придерживаться темы, лишь немного отвлеклась на описание неудобных подушек, на которых пришлось спать в доме Зени. Писала она уже после возвращения домой.

Муж Матильды Матеуш сразу заподозрил убийство, не поверив в естественную смерть соседа, у которого в недоброжелателях, учитывая характер последнего, недостатка не было. И решил лично осмотреть место преступления.

Я так подгадала, чтобы Зени дома не оказалось, и довольно времени мы с Матеушем одни в их салоне пробыли. Матеуш немедля в кабинет прошел, лично кресла пана Фулярского опробовал, в них посидевши, а также шкуру медвежью ногами сбить в ком попытался. После чего головой покрутил и заметил, мол, вовсе не просто это, никак нельзя на такой поскользнуться. И была это чистая правда, ибо и я, сколь ни старалась, скомкать шкуру не сумела. Матеуш же, камин со всех сторон оглядев, причиндалы каминные в руки брал и, на колена опустившись, плиты каминные внимательно оглядел.

Короче, Матеуш на свой страх и риск провел самостоятельное расследование: осмотрел место преступления, со двора заглянул в окно кабинета и убедился, что сквозь занавеску батрак действительно мог видеть момент убийства, потом порасспросил прислугу, которая подтвердила: "Ясновельможный пан опосля обеда почивать изволил, а ясновельможная пани с конюшим верхами уехали, панич же Пукельник еще раньше, взявши ружье, в охотничий домик отправился". Все слуги, воспользовавшись отсутствием господ, собрались в кухне и устроили себе на свободе пиршество. "Известно ведь, кот из дому – мыши в пляс, а тут и пани Липовичовой не было, к сродственникам поехала. Кухарка в тот день на вечер новое блюдо замыслила, шарики какие-то чудные из мяса разного, и все пробовать рвались, а кухарка с охотою теми шариками всех потчевала, больно ей интересно было, которое мясо наилучшее. Прислуга меж тем косточки господам перемывала, а больше прочих панне Зажецкой, что намедни с Парижа воротилась, и скандал там какой-то с французиком учинился".

Потерев слезившиеся глаза, Юстина оторвалась от вкривь и вкось разъехавшихся, чуть различимых строк. Легкомысленная прабабка, ничего не скажешь. Впрочем, может, Павлика заинтересует старинный рецепт? А тут еще какая-то панна Зажецкая невесть откуда взялась. И без того голова идет кругом от бесконечных родных и знакомых, сколько же их еще всплывет? Как бы то ни было, за шумом и гамом прислуга могла ничего не услышать. А главное, из дворовых никто не отлучался, сидели все кучей, так что алиби у них железное. "До тех пор сидели, покуда панич Базилий не воротился, сразу его услыхали, ибо с великим стуком ворота отворял и людей громко звал, чтобы коня привязали".

Убедившись, что пан Фулярский убит, а не умер по неосторожности, поскользнувшись на медвежьей шкуре, Матеуш принялся настаивать на немедленном вызове полиции, однако бабы воспротивились. "Зеня Матеуша со слезами просила все свои сумления при себе оставить, не желает она, Боже упаси, полицию в дом пускать, скандал ведь получится на всю губернию, от сплетен да пересудов житья не будет, и я с нею во всем согласная".

…Всю обратную дорогу с Матеушем в карете ссорилась, Кларчу на козлы отправивши.

Злость меня разобрала на мужа, не внимал Матеуш голосу рассудка, за благо почитая непременно убивца на виселицу спровадить. Решил по всему уезду шум великий учинить, полицию на злодея напустить, а для того с рассветом к полицмейстеру отправится и все свои изыскания представит. На то я в гневе вопросила: никак пан Фулярский ему братом или сватом приходится, иначе на кой ляд себе тягости причинять? На то Матеуш: ни сват, ни брат, а справедливости ради. На то я: хороша справедливость – жандармы в доме. И чем бедная Зеня провинилась, пошто ей такой стыд на всю округу, ведь подозрение и на нее пасть может. Матеуш на то, голос возвысив: каким это манером на Зеню подозрение падет, коли она аккурат в ту пору в нашем доме пребывала? На то я ему незамедлительно: не токмо мне, но и тебе доведется на Библии клясться, что фактически у нас Зеня была, тем самым и против себя подозрения возбудишь. Матеуш, ошалевши малость, в полный голос вскричал: «Какие такие подозрения?!» Тут я с улыбкою отвечаю: «Лжесвидетельства перед полицией своей полюбовнице выставляешь». Самую малость не задохнувшись, прохрипел Матеуш, мол, спятила, видать, баба, его в Зенины полюбовники приписавши. Неведомо, говорю, кто из нас более спятивши. А то не знает, с какой легкостью люди сплетни распускают, из мухи слона делают. Из справедливости своей еще и жену родную по жандармам затаскает, тиран, изверг, мучитель, небось прислуга видала – Зеня у постели моей почитай все время просидела.