Интермир. Серебряная греза - Нил Гейман

Мы одновременно взглянули на вершину. Там снова грохнуло, а потом раз пять-шесть хлопнуло, точно петарды. Через секунду раздался гул, и на горе возникла пыльная туча, из которой градом посыпались камни.

– Что за… – начал я, но за грохотом себя не услышал. Я смотрел на грозную тучу и отмечал свои спокойные мысли, словно все это происходило не со мной: камнепад… бежать некуда… склон не укроет… вниз не прыгнешь – высоко… какие здоровенные камни…

Ежи очнулся первым и подтащил меня к краю обрыва. Единственный выход – прыгать…

Пещера! Я вцепился в Ежи. Валун размером с папину машину грохнулся на наш выступ, надвое его расколов. Я упал и выпустил руку товарища. Я задыхался в непроглядной пыли, но упрямо таращил глаза, стараясь разглядеть Ежи и затащить его в пещеру.

Чиркнув меня по плечу, рядом грохнулся камень. От боли я опрокинулся навзничь. И очень вовремя – в то место, где я только что стоял, врезался очередной валун. Я безотчетно пятился в кромешной пыльной тьме, поглотившей солнце.

Ноги не держали, я ползком добрался до скалы и ощупью отыскал прогал пещеры. Точно краб, забрался внутрь, всем сердцем надеясь, что найду здесь Ежи.

Но его не было. Потом что-то невыносимо грохнуло, мир качнулся, и я обеспамятел.

Потом я услышал чьи-то голоса, только не узнал их. Тьма перед закрытыми глазами чуть рассеялась – так бывает, когда в комнате включили свет, но ты еще не разлепил веки. Душу терзало неуютное чувство, словно уснул на чужой кровати и, пробудившись, никак не сообразишь, где ты.

Кажется, я расслышал стоны. Кто-то взял меня за руку. Строгий голос, похожий на папин, отдал распоряжения. Меня о чем-то спросили.

Я не мог вдохнуть и будто ослеп. Пытался ответить, но слова застревали в горле. Я хотел сказать, что Ежи не добрался до флага. Он бы выиграл, если б я не утянул его в пещеру. Я хотел рассказать о том, что было до камнепада. Только не удавалось вспомнить.

– …останется хромым, хотя вряд ли, – говорил кто-то. – Переломы, множественные ушибы, тринадцать швов, но состояние стабильное.

– Что с этим?

– Раздроблена ключица, смещение челюсти, растяжение запястья.

– А с этой? – методично спрашивал бесстрастный голос. Он уже не походил на папин.

– Сложный перелом предплечья, сломаны три пальца, одиннадцать швов, вывих лодыжки.

Удаляющиеся шаги.

– Что здесь? – Голос звучал глухо, словно человек стоял ко мне спиной.

– Ушибы. Истощение и обезвоживание. Глубокий обморок от перерасхода энергии. Он пытался своей защитой укрыть товарищей.

Знакомый запах. Неподвижный воздух остро пах лекарствами… Я в лазарете.

– Этот?

– Проксимальный перелом плеча, ушиб ребер. Наглотался пыли, но пещера спасла его от бо́льших напастей.

Это про меня. Я хотел пошевелиться – мол, я в сознании, – но мышцы отказались выполнить приказ мозга.

– Пострадали все, погиб лишь один.

– Один – это очень много, – отрезал начальственный голос.

Я уже не пытался шевельнуться. Один погиб. Слова эти оглушили сильнее камнепада. Удалось приоткрыть глаза, но я тотчас зажмурился. Казалось, под веки сыпанули наждачного порошку. Я попробовал проморгаться. Затем попытался поднять руку и протереть глаза. От саднящей боли подкатили слезы. Моргать стало легче, и я разглядел белостенную палату, уставленную койками.

Через проход от меня – Джаи, на соседней койке – Джо. Спят или без сознания. Слева от меня Йоренсен, дальше курганом высится Йозеф. А вон на подушке разметались золотисто-рыжие волосы Джеи.

Я с трудом приподнялся. На койке возле двери разглядел темно-рыжую шевелюру Жуакина. Рядом в кресле – Джей/О, с виду целехонький, но обесточенный.

Невзирая на вопли организма, я сел в кровати. Увидел хвост Джено, высунувшийся из-под одеяла, бледную щеку Джолиетты и мохнатую когтистую лапу Джейкон с тремя загипсованными пальцами. И только ярко-красного хохолка Ежи в этой белоснежной палате нигде не было видно.

Все было как на похоронах Джея, за которыми я наблюдал из больничного окна. Однако нынче я стоял в первом ряду между Джо и Йозефом. Из всего нашего отряда только мы трое были «ходячие». Джаи все еще не пришел в сознание, вывихнутая лодыжка Джейкон была ее самой легкой травмой, Джей/О до сих пор не запитали. От перенапряжения кое-какие схемы его сгорели. Врачи говорили, он оправится, только не могли предсказать степень его дееспособности.

Перед гробом на возвышении Старик вспоминал о том, как Ежи появился в Интермире. Однажды он увлекся тренировкой и не заметил, что его заперли в Зоне Риска, где и провел всю ночь. Кто-то засмеялся. Джо расплакалась. Я тоже.

Порой я думал: куда Джей попал после смерти? Мерцающий гроб сгинул, но куда? Скоро это случится и с Ежи. Хотелось в последний раз увидеть его ярко-красный хохолок, но гроб был закрыт. В камнепаде друга моего размозжило. Не надо его таким видеть, сказал Старик. После этих слов я вновь попытался отыскать в нем черты того человека с фото. И не нашел. На снимке я видел счастливого человека. А сейчас – очень усталого.

Теперь я понял, почему на похоронах Джея все крикнули «ура». Такого я никогда не видел и опешил, когда, провожая гроб, пятьсот глоток разом гаркнули. Теперь я понял и сам крикнул, хотя звенело в ушах, першило в горле и щипало глаза. Этим криком я предупреждал – Берегись! Я звал – Сюда, здесь пещера! Я говорил – Прости! И я прощался. Вместе с другими.

Заиграла музыка, гроб исчез. Кто-то заплакал. Другие обнялись. Мне хотелось взять Джо за руку, но одна моя рука висела на перевязи, аукаясь дикой болью, а другой я утирал глаза, ослепшие от слез. Да и поди знай, как Джо отнеслась бы к моему порыву. Ведь, вполне возможно, Ежи погиб из-за меня.

После похорон я валялся в лазарете и бесконечно прокручивал в голове ту сцену на скале. Она донимала меня в забытьи, ее мельчайшие детали я вспоминал на допросах. Ежи подтащил меня к краю обрыва, мы изготовились прыгнуть. Вспомнив о пещере, я потянул его назад. Грохнулся валун, и я выпустил руку Ежи. Больше я его не видел. Я звал его? Не помню. Если б позвал, он бы, наверное, пошел на голос. И отыскал бы пещеру.

В день похорон все занятия шли по расписанию, смерть Путника не повод расслабиться. Наоборот, нужно еще усерднее трудиться. Потому что ситуация ухудшилась. В противостоянии ХЕКСу и Бинарии наших стало на одного меньше. Мы должны сплотиться.

Только меня это не касалось.

– Джои Харкер.

– Я, – вяло отозвался я. Я изнемог. После похорон не мог уснуть. Изводила картина: Ежи падает, но уцелеет, если я успею его подхватить.

– Твои болячки заживут недели через три. Если будешь принимать витамины и воздержишься от серьезных нагрузок, через пару недель сможешь приступить к тренировкам. А то и через неделю. Каждый вечер показывайся врачам. Ясно?