Интермир. Серебряная греза - Нил Гейман

– Так точно.

– Тебе диагностировали посттравматическое расстройство. Знаешь, что это?

– Так точно.

– До особого распоряжения ты освобожден от всех дел. Ради твоей же безопасности тебе вживят маячок. И еще предписаны регулярные сеансы психотерапии.

– Есть, сэр. – Я оцепенел. Что тут еще скажешь – спасибо, что не прикончили? Или, хуже того, не стерли память и не вышибли вон? Я понял, о чем Старик недоговаривает: теперь на мне смерть двух Путников. Один раз со мной рискнули, но больше рисковать не могут. Только из-за моего нервного расстройства мне еще не вынесли приговор, но дали испытательный срок. Один неверный шаг, и я отсюда вылечу с головокружительной скоростью (если, конечно, будет чему кружиться).

Жизнь на Базе шла своим чередом, но все были как в воду опущенные. Волоча ноги, хмурые Путники слонялись по коридорам. При встрече со мной отводили глаза и молча уступали дорогу.

Моя рука на перевязи была знаком славы и позора. Все знали, что я был ранен в переделке, погубившей Путника. Вот только никто не знал, что с каждым днем я все сильнее себя ненавидел.

Я не сумел спасти товарища. Я был рядом с ним, он пытался мне помочь и погиб. Сколько еще Путников я угроблю?

Все стало опять точно так же, как после смерти Джея. Да нет, хуже. Тогда меня сторонились и ненавидели пятьсот незнакомцев. А сейчас на меня косо смотрели пятьсот товарищей.

Не все они были моими друзьями. Некоторых я даже не помнил в лицо. Когда соседствуешь с полутысячей человек, трудно запомнить каждого. Но меня уже признавали за своего, даже невзирая на мою дружбу с Тони.

Когда я вошел в столовую, тихие разговоры за столиками стали еще тише. Смолкнув на полуслове, Путники смотрели мне вслед. Я чувствовал их взгляды, но как ни в чем не бывало нагрузил свой поднос и сел за свободный столик. Уж лучше пусть никто не подсаживается, подумал я. Как давеча, на загривке вздыбились волоски, но только не от радостного возбуждения. Я себя чувствовал мышкой, угодившей в кувшин. Я тосковал по Ежи, тревожился за Акасию и друзей, пострадавших в камнепаде. Джей/О обесточен, Джаи все еще не очнулся, а Йоренсен, возможно, останется калекой.

Кто-то грохнул поднос на мой столик. Я поднял взгляд – Жуакин. Пол-лица в ссадинах и царапинах, вид изможденный.

– Привет, – сказал я, надеясь, что вышло буднично.

– Привет. – Жуакин сел. Мы помолчали. К еде никто не притронулся. – Как ты?

– Лучше.

Он взглянул на мою руку:

– Болит?

– Ага. – Есть не хотелось, но я себя заставил. Помешкав, Жуакин последовал моему примеру. – Ты-то оклемался?

– Почти. Нет… не лезет в горло… – Он отложил вилку. – Так оно всегда?

Я не знал, что ответить. Нет, не всегда, но… Когда такое случается, всегда плохо. Всегда тяжело.

– Нелегко терять близких, – наконец ответил я.

– Сочувствую. Как ребята, поправляются?

– Понемногу. Джаи и Джей/О еще не очнулись.

– А как Йоренсен? Он ведь был у подножия?

– Да. Толкнул Джено под щит Джаи, а сам не успел. Множественные переломы, рваные раны. Еще колено ему раздробило.

– Я видел, как Джо взлетела. Ей-то не шибко досталось?

– Растревожила больное крыло, но иначе было бы еще хуже. Не знаешь, как там Джея?

Вновь и вновь мы вспоминали, как все случилось. Жуакин был на вершине, он активировал щит и спрыгнул. Я поразился, что он всех знает по имени, хотя только-только попал к нам. Видно, старался запомнить каждого, очень хотел войти в команду. Помнится, я так не усердствовал. Правда, я с ходу стал изгоем.

– Неправильно это, – вдруг сказал Жуакин. В тоне его была такая убежденность, что я слегка растерялся.

– Что – неправильно?

– Ну… это… Мы не должны воевать.

– Верно, – согласился я. – Но воюем. И если не будем, верх возьмут бинарии и маги, которые все уничтожат и превратят Альтиверсум черт-те во что.

– Серебряная греза. – Жуакин задумчиво крутил вилку в руках. Я хотел спросить, о чем это он, но его вопрос меня опередил: – Ты знаешь, что многие считают тебя виноватым?

– Я сам себя виню, – признался я.

– Не надо, – покачал головой Жуакин. – Ты ни при чем. Я же там был и все видел. Но кое-кто подозревает… – Он замялся, играя вилкой. – Некоторые командиры считают… Они предполагают злой умысел.

Я молчал, переваривая услышанное. Да, вполне возможно. Как же я сам-то об этом не подумал? Перед камнепадом я слышал хлопки… Это были не бластеры, у них другой звук. На инструктаже Старик сказал, что всякое членовредительство будет тщательно расследовано. Пострадала куча народу, и, конечно, начато следствие. И что оно выявит? Незадолго до гибели Ежи дрался с Джои Харкером. С тем самым, кого уже обвиняли в предательстве своего отряда. С тем, кто сам спасся, а товарищу дал погибнуть.

Меня тоже выкопали из-под обломков, и, видимо, только поэтому я избежал прямых обвинений. Но Жуакин прав – подозрения существуют. Моя перебитая рука – вроде карточки «Бесплатное освобождение из тюрьмы», но мне запрещено делать ход и копить деньги. Вот такая вот «Монополия».

Не помню, как я ушел из столовой и добрался до своей каюты. Очнулся, когда уже сидел на кровати. Жутко ломило больное плечо, на перевязь капали мои слезы. Рядом парил опечаленный Тони.

– Ежи был моим лучшим другом. Как ты, – сказал я.

Тони грустно качнулся, приняв унылый серо-голубой оттенок. Я молчал, но вдруг пришла мысль, от которой вспыхнула искра надежды. Может, Тони был с нами и все видел? Может, он как-нибудь сумеет объяснить Старику, что я не виноват?

– Тони, ты видел, что произошло? Ты был рядом?

По малышу снизу вверх и обратно пробежала цветовая волна – он будто неопределенно пожал плечами. Надежда моя тоже вспыхнула и пригасла.

– Где же ты был? – тупо спросил я, не особо рассчитывая на ответ. Да и что он мог сказать?.. Господи, почему мне так не везет?

Нижняя часть мутныша окрасилась в кирпичный цвет, а верхняя стала похожа на палитру. Я не понял, что он пытался сказать.

– Ладно. – Я вздохнул и подпер рукой голову. Усталости не было, но я хотел вымотаться до предела и уснуть. И проснуться, когда все будет нормально.

Я усмехнулся. Нормально – это ходить в школу, возвращаться домой, делать уроки, отлынивать от домашних обязанностей и воевать с сестрой из-за телепрограммы. Пронзило грустью, когда я вспомнил нашу семью за обеденным столом. Нормально – это канючить, чтобы тебе разрешили поесть перед телевизором, а десерт слопать за компьютерной игрой. Нормально – засыпать в своей комнате, чувствуя ее запахи.

Но вряд ли нормально с утра пораньше кувыркаться в солитонах и суперконтинууме, а потом до самого обеда пахать на уроках военного дела, рисковать в Зоне Риска и зубрить повадки всевозможных какодемонов. Или еще вот – свернуть за угол и шарахнуться от собственного зеркального отражения, которое извинится и уступит тебе дорогу. Наверное, я никогда не привыкну, что здесь полным-полно моих копий.