Третий секрет - Стив Берри

— Я тоже ждала.

В трубке послышался смешок, она ясно представила, как собеседник улыбается.

— Вы мне нравитесь, мисс Лью. У вас есть характер. Итак, что вы решили?

— Как будто вы не знаете?

— Я не хотел показаться вам невежливым.

— Вы не производите впечатления человека, который обращает внимание на такие мелочи.

— Не сильно же вы уважаете кардинала Католической церкви.

— По утрам вы встаете и одеваетесь, как и все остальные смертные.

— Вы не очень религиозны.

Пришла ее очередь усмехнуться:

— Только не говорите мне, что в промежутках между политическими интригами вы спасаете заблудшие души.

— Я, кажется, не ошибся в вас. Мы хорошо поладим.

— А вы уверены, что я не записываю наш разговор?

— Тем самым лишая себя шанса, который бывает раз в жизни? Я думаю, нет. Не говоря уже о возможности снова увидеться с отцом Мишнером. Причем за мой счет. Вас что-то не устраивает?

Ее раздражение было почти таким же, как у Тома Кили. Интересно, подумала она, почему она всегда притягивает таких самоуверенных типов?

— Когда надо ехать?

— Секретарь Папы вылетает завтра утром и будет в Бухаресте к обеду. Я думаю, вам лучше вылететь сегодня вечером и опередить его.

— А куда мне ехать потом?

— Отец Мишнер должен встретиться со священником по имени Андрей Тибор. Он на пенсии, работает в приюте в деревушке Златна, что в сорока милях к северу от Бухареста. Вы не знаете это место?

— Слышала.

— Тогда вам не составит труда выяснить, что будет делать и о чем будет говорить Мишнер, пока будет там. Он везет с собой какое-то письмо Папы. Если бы вы узнали его содержание, я бы стал ценить вас еще выше.

— А вы не слишком многого хотите?

— Вы изобретательная женщина. Пустите в ход ваше обаяние, которое так нравится Тому Кили. Тогда ваша миссия увенчается полным успехом.

И в трубке раздались гудки.

Ватикан

9 ноября, четверг

17.30

Валендреа стоял у окна своего кабинета на третьем этаже. В садах Ватикана продолжали ловить остатки летнего тепла высокие кедры, пинии и кипарисы. С тринадцатого века папы прогуливались по вымощенным дорожкам среди лавровых и миртовых деревьев, любуясь классическими скульптурами, бюстами и бронзовыми барельефами.

Он вспоминал, как ему раньше нравились эти сады. Тогда он только что закончил семинарию и получил назначение в единственный в мире город, отвечавший его амбициям. По всем аллеям Ватикана сновали молодые честолюбивые священники, стремящиеся сделать карьеру. В те годы первые роли в Курии играли итальянцы.

Но после Второго Ватиканского собора все изменилось, а теперь Климент пошел в своих нововведениях еще дальше. Каждый день с четвертого этажа поступали все новые и новые распоряжения, перетасовывающие священников, епископов и кардиналов. В Рим приглашали все больше и больше клириков из стран Европы, Африки и Азии. Сначала Валендреа пытался всячески затягивать с их назначением, надеясь, что Климент протянет недолго. Потом ему пришлось смириться с необходимостью выполнять указания Папы.

В священной коллегии кардиналов итальянцы уже остались в меньшинстве. Пожалуй, последним из их породы был Павел VI. В последние годы понтификата Павла Валендреа посчастливилось оказаться в Риме, где он попал в поле зрения кардинала из Милана. К 1983 году Валендреа стал уже архиепископом. В конце концов Иоанн Павел II пожаловал ему красную шапочку кардинала. Безусловно, поляк сделал это, чтобы не портить отношения с местными верующими. Но только ли из-за этого?

О консервативных взглядах Валендреа, как и о его исполнительности, ходили легенды. Иоанн Павел назначил его префектом Конгрегации[9]по евангелизации[10]народов мира.

На этом посту он координировал миссионерскую работу по всему миру, следил за строительством церквей, устанавливал границы епархий и отвечал за профессиональную подготовку священников. Благодаря своей деятельности он прекрасно изучил церковь изнутри и смог исподволь завоевать значительную поддержку среди потенциальных кардиналов. Он хорошо помнил слова отца. «Окажи другим услугу — и они окажут услугу тебе».

Так и есть.

Скоро он получит подтверждение этому. Он отвернулся от окна.

Амбрози уже улетел в Румынию. Когда Паоло не было рядом, Валендреа его всегда не хватало. Только ему кардинал мог полностью доверять. Амбрози понимал его с полуслова. Знал, что им движет. А сейчас им вместе предстояло выбрать самый подходящий момент для наступления, точно взвесить каждый шаг, причем шансов на неудачу было гораздо больше, чем на успех.

Возможность стать Папой предоставляется нечасто. В одном конклаве он уже участвовал, и вскоре предстоит еще один. Стоит ему снова потерпеть поражение, и следующий Папа, если с ним не случится ничего непредвиденного, переживет его. Достигнув восьмидесяти, он автоматически лишится права участвовать в конклаве — Валендреа до сих пор не мог простить Павлу это нововведение, — и никакие километры магнитофонных пленок с записанной на них секретной информацией не смогут помочь ему.

Он посмотрел на висящий в кабинете портрет Климента XV. Протокол требовал, чтобы повсюду висело изображение этого ненавистного человека, хотя Валендреа предпочел бы созерцать портрет Павла VI, итальянца по рождению и потомка древних римлян по характеру. Павел был превосходным Папой, не сдавал позиций церкви и шел только на минимальные уступки этим нынешним умникам. Сам Валендреа управлял бы Святым престолом точно так же. Отдай немногое, чтобы удержать большее. Со вчерашнего дня он не переставал думать о Павле. Как сказал Амбрози об отце Тиборе?

Он единственный ныне живущий человек, кроме самого Климента, видевший документы из хранилища, где говорится о Фатимских чудесах.

Но это не так.

Валендреа мысленно вернулся в 1978 год.

* * *

«Идите за мной, Альберто».

Павел VI поднялся на ноги и растер правое колено. В последние годы престарелый понтифик много болел. Его мучили бронхиты, грипп, болезни мочевого пузыря и почек, кроме того, ему удалили простату. Он спасался от инфекций огромными дозами антибиотиков, но лекарства ослабляли его иммунную систему и истощали его силы. Павел особенно страдал от артрита, и Валендреа искренне сочувствовал старику. Приближался конец, но наступал он мучительно медленно.