Продавец фокусов - Саша Антонова

– Девушки, вы не поверите: подлая судьба, порой, выкидывает такие коленца, что просто диву даешься… – Максим поменял местами ноги и опять положил на коленку сцепленные пальцы рук. – Не история, а детективный роман… Получив запрос от пастора из немецкого села с непроизносимым названием, я перекопал архивы Министерства обороны, и нашел упоминание о военно-строительной части Павленко. Потом надышался пылью в подвалах Главной военной прокуратуры и проследил траекторию полета авантюристической кометы командира и его личного войска. Дотошные следователи ГВП приложили к двенадцатитомному делу список людей, которым Павленко продал награбленное в Германии добро. Так я вышел на московского антиквара Сикорского.

Максим рассказывал с удовольствием, видимо, еще раз переживая этапы "большого пути" розыскных работ. Он немного помолчал, покачал носком ботинка и продолжил:

– Сикорский умер в восьмидесятых годах. Его сын предметами старины не интересовался. Он потихоньку продавал коллекцию папаши, а на вырученные деньги вел безбедный образ жизни, который и свел его в могилу два года назад. Остатки коллекции перешли по наследству Сикорскому-внуку. Тот антиквариат не продавал, а проигрывал в карты. Удача была, практически, в моих руках! И каково же было мое разочарование, когда выяснилось, что буквально в конце октября Сикорский-внук отдал последний ящик с дедушкиным «барахлом» Джигиту в качестве карточного долга. Пока я разыскал Тенгиза, прошло какое-то время, и вдруг я случайно узнаю, что его убили! Милиция еще официально Тенгиза не опознала. Картежники – народ скрытный. Мы пошарили в московской квартире Джигита, и нашли ящик с церковными атрибутами. В нем лежали довольно грубо вырезанные деревянные статуэтки Христа, Девы Марии, двенадцати апостолов, несколько крестов, серебряные подсвечники, библия, выполненная на пергаменте, но ничего, что бы напоминало Священную чашу, не обнаружили. Вывод напрашивается сам: самую ценную вещь Тенгиз куда-то спрятал. Куда? Ясное дело, доверил своей любовнице.

Любаша задумчиво накручивала прядь своих волос на палец.

– Тенгиз был щедрым мужчиной, – проговорила она. – Никогда не приходил с пустыми руками. Дарил цветы, французские духи, один раз принес хрустальную вазу чешского стекла, но никаких ценных вещей он мне не доверял.

– Ну, ладно, – задумался Макс. – По-хорошему не получилось, будем по-плохому. Девушки, предупреждаю, существует много замечательных способов добывания правды. Человечество придумало столько разнообразных видов пыток, выбирай любую. Лично мне больше по душе электрический ток, – и он с любовью посмотрел на лампочку Ильича.

– Да что ты пристал к нам?! – зашмыгала носом Любаша. – Ты хоть скажи, как она выглядит?

– Ага, уже лучше… – обаятельно улыбнулся узурпатор. – Тут возможны варианты. Провинциальный пастор, думая, что всему миру известно, как выглядит эта самая Чаша, прислал лишь ее краткое описание. В оригинальном переводе Валеры оно звучит, как "сосуд, выполненный в виде посуды". Я перерыл гору литературы. Кретьен де Труа, французский поэт XII века, описывает ее в виде кубка из чистого золота и драгоценных камней. В романе "Поиск священного Грааля" XIII века сказано, что это было блюдо, с которого Христос ел ягненка во время Тайной вечери. Некоторые источники утверждают, что она походила на ковш или драгоценный камень. Выбирай, что тебе нравится.

– Нет у меня такого, вот те крест! – Любаша истово перекрестилась, воздев глаза к репродукции картины Врубеля "Демон".

– Ну, что ж… Оголим провода, – поднялся с табуретки Макс.

Мы с Любашей дружно ойкнули и поспешно забрались на продавленный диван с ногами. Матрасные пружины и клопы уже не пугали нас непредсказуемостью своего поведения. Заплечных дел мастер внимательно изучал хлипкую проводку.

Со стороны сундука послышалась возня, и Валера устало поинтересовался:

– Что? Водки больше не осталось?

– Гад мордатый! – набросилась на него Любаша со справедливой критикой.

– Ты тут спишь, а нас пытать собираются!

Валерка сильно потер ладонями лицо, отчего оно приобрело свекольный оттенок, и обиженно ответил:

– Ты эти подлые инсинуации прекрати. Чего взяла, положи на место.

Любаша покраснела от гнева. Она проворно спрыгнула с дивана, заложила сумку в левую подмышку, как офицер английской колониальной армии – свой стек, подскочила к сундуку и схватила своего бывшего сокурсника за грудки куртки.

– Я тебе сколько раз давала списывать конспекты по политэкономии?! А?!

– шипела Любаша, как разъяренная кошка. – А как я тебя пьяного, через всю Москву, после вечеринки на себе тащила?! А как прогулы твои прикрывала?!

Забыл?!

– Ты меня прошлым не попрекай! – погрозил ей пальцем Валера. – Что было, то прошло. И вообще, не изводи меня упреками. Ты же знаешь, я, когда пьяный, то дурной.

– Держи ее, Валера, – скомандовал Макс. – А я второй кралей займусь.

Тут мы с Любашей завизжали в два голоса. Я полезла на стенку, скребя ногтями по обоям и легко превращая их в ошметки. Тиран легко пресек мою попытку к бегству, схватил за руки и скрутил их за спиной какой-то веревкой.

Я лягалась, рычала и плевалась. Однако результат моей отчаянной борьбы был мало ощутимым. Узкая юбка мешала применить какой-нибудь ловкий прием каратэ, который всегда выручал героинь американских боевиков в подобных ситуациях.

Впрочем, и в широкой юбке мне не удалось бы изобразить удар пяткой в подбородок врага, по причине полного отсутствия знаний в этой области.

А моя подруга, воспользовавшись вялым состоянием "мордатого гада", не растерялась и вонзила свои наманикюренные ногти в его физиономию. Валерка взвыл и саданул обидчицу кулаком в ухо. Любаша по красивой дуге отлетела к печке и застыла возле нее на полу с открытым ртом и квадратными глазами.

Свою сумку она прижимала к груди, как родное дитя. И тут на меня снизошло озарение.

– Стойте! – заорала я. – Я, кажется, знаю, где находится Чаша!

Любаша любовно прикрывала ладошкой левое ухо и со злым прищуром косилась на Валеру. Тот время от времени гулко икал и смущенно почесывал помидорные щеки. Мы опять сидели на своих местах: жертва рукоприкладства и я – на диване, Валера – на сундуке, Макс – на табуретке.

Я прочистила горло и сделала свое заявление:

– Тенгиз получил церковную утварь в конце октября. Так? Так… В московской квартире Джигита Чаши не было? Не было… Любаша и Тенгиз уехали в Сочи без Чаши? Без… В квартире Любаши ее опять-таки нет? Нет… Значит, картежник спрятал ее в таком месте, которого сейчас в Любашиной квартире нет!

Я победно оглядела зрителей и не встретила понимания с их стороны. Все смотрели на меня с плохо скрываемым раздражением. Я всплеснула руками и объяснила им почти по слогам.