Краткая история денег, или Все, что нужно знать о биткоине - Аммус Cейфедин

Золотой запас центробанков в случае необходимости может выставляться на торги, чтобы предотвратить рост цен на золото в периоды повышенного спроса и тем самым защитить монопольное положение национальных валют. Как поясняет Алан Гринспен, «центробанки всегда готовы выбросить на рынок дополнительное золото, если цены пойдут вверх»[54].

Со временем технологический прогресс позволил использовать все более сложные формы платежных средств, включая бумажные деньги, но возник новый проблемный аспект — способность продавца продать товар без вмешательства третьих сторон, которые могут ограничить использование платежного средства. Такой проблемы не бывает при использовании товарных денег, рыночная стоимость которых зависит исключительно от рынка и не может устанавливаться кем-то со стороны: у скота, золота, соли и серебра есть свой рынок сбыта и покупатели, которые охотно приобретут их у вас. Но в случае фиатных валют, товарная стоимость которых стремится к нулю, признание очень легко понизить или вовсе уничтожить. Для этого эмитенту, то есть государству, достаточно объявить деньги недействительными. Граждане Индии, которые 8 ноября 2016 года проснулись и обнаружили, что правительство решило вывести из оборота банкноты в 500 и 1000 рупий, убедились в этом на собственном горьком опыте. Самые ходовые купюры за ночь превратились в обыкновенные бумажки, и их пришлось обменивать на банкноты нового образца, выстаивая огромные очереди в банках. По мере сокращения большинством стран мира оборота наличных денег средства граждан помещаются в банки, под присмотр государства, где их с легкостью можно заморозить или даже изъять, например, с помощью инструментов контроля за движением капитала или в ходе процедуры bail-in. Тот факт, что подобные меры обычно принимаются в случае экономического кризиса, когда граждане острее всего нуждаются в наличных средствах, крайне негативно сказывается на популярности национальных валют.

Государственный контроль над деньгами превратил их из награды за производство ценности в награду за повиновение правительственным чиновникам. Не имеет смысла хранить сбережения в государственной валюте без одобрения государства. Правительство может изъять деньги из подконтрольных ему банковских монополий; увеличить денежную массу, чтобы девальвировать сбережения граждан и при этом поощрить наиболее лояльные ему круги; ввести драконовские налоги и наказать тех, кто попробует уклониться от уплаты; наконец, просто объявить банкноты недействительными.

Тогда как во времена австрийского экономиста Карла Менгера критерии эффективности валюты были в первую очередь связаны с понятием ликвидности и волей рынка выбирать наиболее удобное и популярное платежное средство, в XX веке государственный контроль над деньгами заставил добавить новый принципиально важный критерий — признание платежного средства должно определяться волей его владельца, а не какой-либо другой стороны. Объединив все эти критерии, мы получим исчерпывающую формулу для описания устойчивой валюты как такой, что свободно выбирается рынком и полностью подконтрольна тому, кто ее честно заработал на свободном рынке, а не какой-либо третьей стороне.

Будучи горячим поклонником золота как платежного средства, Людвиг фон Мизес сознавал, что монетарная роль не была для золота чем-то предопределенным. Мизес, один из основателей австрийской школы экономики, понимал, что ценность не существует вне человеческого сознания и металлы и другие вещества сами по себе не имеют свойств, которые придавали бы им монетарный статус. С точки зрения Мизеса, золото оказалось оптимальным платежным средством, поскольку отвечало критериям стабильной валюты в его понимании:

Согласно концепции фон Мизеса, твердые деньги — это средство обращения, которое подконтрольно владельцу, защищено от государственного вмешательства и свободно выбирается рынком. Если деньги контролируются кем-то помимо владельца, то контролирующая инстанция всегда будет испытывать соблазн присвоить их стоимость посредством инфляции или конфискации, а также использовать их как политический инструмент для реализации своих целей за счет держателей. Таким образом капитал отнимается у тех, кто его производит, и переходит к тем, кто специализируется на контроле денежных потоков, не производя при этом ничего ценного для общества, так же как европейские торговцы присвоили богатства Западной Африки, наводнив ее дешевыми бусами, о чем мы говорили в главе 2. Процветание общества невозможно, пока открыт путь к обогащению за счет тех, кто стремится к продуктивному труду. Твердые деньги оставляют лишь один путь к богатству — создание ценности на благо общества, сосредотачивая тем самым усилия граждан на производстве, сотрудничестве, накоплении капитала и торговле.

ХХ век был эпохой нестабильной валюты и всесильного государства, рыночный выбор валют прекратился в силу правительственного диктата, а населению были навязаны государственные бумажные деньги. Со временем государства окончательно отошли от твердых денег; по мере роста правительственных расходов и дефицита валюты систематически обесценивались и все большая часть национального дохода переходила под государственный контроль. Активно вмешиваясь в любую сферу жизни, государство проникло и в систему образования, которую использовало для внедрения в умы причудливой идеи, будто законы экономики неприменимы к правительствам, поскольку для процветания им необходимо тратить как можно больше. В современных университетах преподается учение Джона Мейнарда Кейнса, согласно которому государственные расходы несут исключительное благо и не влекут никаких негативных последствий. В конце концов, государство всегда может допечатать денег, а потому ничем не ограничено в расходах, которые можно направить на достижение любой цели, поставленной избирателем.

Для поклонников идеи сильного государства и тотального контроля, например для многочисленных авторитарных режимов ХХ века, подобная монетарная система подходит как нельзя лучше. Но для тех, кто ценит свободу, мир и плодотворное сотрудничество, эпоха фиатных государственных денег ознаменовала тяжелые времена, когда шансов на экономическую реформу оставалось все меньше и меньше, а уж надежда на то, что правительства вернутся к здравой монетарной политике, и вовсе стала призрачной. Фридрих Хайек предсказывал: