Дитё. Посредник - Владимир Поселягин

– Орёл, я Крепость, ждём тебя. Приём.

Всё же, как стемнело, командование крепости, из тех, кто выжил, решилось на прорыв. Поверили, это радовало. На подлёте мы рассмотрели активную стрельбу на одном участке обороны, как раз с той стороны, откуда удобнее всего было вырваться. В других местах тоже стреляли, но не так активно, а тут натуральный бой шёл.

– Синица, работай, – скомандовал я Евгеньеву, чтобы тот подавил точки обороны немцев, те не давали нашим выбраться из Крепости.

– Орёл, я Синица, вас понял.

Было уже темно, однако многочисленные огни пожаров освещали место действия. Я понял, что бой идет уже за той площадью, что мы штурмовали, видимо она перешла в руки наших. Именно на эту площадь, предварительно сообщив крепости, мы и сбросили с Харитоновым подарки из канистр с водой и тушёнки. При развороте я увидел, что к ним метнулось несколько фигур в рваной красноармейской форме, и груз был моментально убран с площади в одно из зданий.

– Крепость, я Орёл, мы с Синицей будем пробивать вам коридор, как поняли? Приём.

– Орёл, я Крепость, вас понял. Приём.

– Крепость, я Орёл. Наводите на цели, можно использовать трассирующие пули. Приём.

– Орёл, я Крепость, вас понял. Помогите у цитадели, даём подсветку. Приём.

– Понял. Уже вижу подсветку. Приём, – подтвердил я и направил свой истребитель-штурмовик на здание, из которого било с десяток немецких пулемётов. Они не давали нашим покинуть одно из больших зданий, видимо ту самую цитадель.

Шесть реактивных снарядов у меня и столько же у Харитонова сделали своё дело. Здание потонуло в огне, это позволило нашим выйти на бросок и закидать помещения гранатами. Мы не все пулемёты подавили, парни доделали начатое. Потом нас несколько раз направляли, где ракетами, а где и трассирующими пулями в сторону крепкой обороны немцев, о которую обломали зубы. Летали мы над крепостью чуть меньше часа, сразу реагируя на любое изменение ситуации, а когда топливо стало подходить к концу, направились на аэродром, получив сообщение от крепости, но не от радиста, голос которого мы хорошо запомнили:

– Орёл, я Крепость, – прозвучал в эфире голос с ясными командными нотками. – Братцы, спасибо вам. Сообщите фамилии, если выживу, в граните их выбью.

– Три сержанта сто двадцать третьего истребительного полка: Евгеньев, Харитонов и Баринов, – сдал я лётчиков, мне-то всё равно, а им, если выживут, это поможет. – Командир группы Артур Александров. Для информации, Крепость, мне четырнадцать лет.

– Орёл, я Крепость, не понял вас. Повторите. Приём, – прозвучал тот же донельзя удивлённый голос.

– Синица, подтверди Крепости, – приказал я.

– Крепость, я Синица, подтверждаю, командиру звена четырнадцать лет. Он имеет право командовать. Приём.

Так мы и улетели, не дождавшись ответа от крепости. Скорее всего, нам не поверили. Главное было в том, что в огнях пожаров мы отчётливо видели колонны уходивших подразделений. Они вырвались, смогли. Всего несколько тысяч, да ещё с гражданскими, но и этого немало.

С посадкой пришлось постараться. Ладно, над крепостью стояли пожары, и мы там ещё ориентировались, но что Евгеньев вывел нас на аэродром, просто чудо. Когда я заметил в километре левее вспыхивающие костры, то понял, что мы чуть-чуть промахнулись, поэтому связался с ним по рации и совершил разворот. Первой села пара Евгеньева, и только потом уже мы, когда тот загнал машины под деревья, чтобы не мешать нам.

Когда мотор стих, я несколько секунд сидел с закрытыми глазами, слыша, как Пётр Кириллович расспрашивает парней о результатах вылета и о причинах задержки. Приятно было под бормотание парней и их радостные возгласы, описывающие наши приключения, посидеть в кабине. Доволен ли я собой? Да, вполне. Фамилия пошла в массы – это хорошо, если Гриша здесь, вызываю огонь на себя, мне его лень искать, он меня сам найдёт – мстительный тип, как и я. Трусливый, правда, сам меня искать не будет, напряжёт кого-нибудь. Заодно я парням из крепости помог, такую информацию мимо ушей он не пропустит, должен понять, что это я. Главное, чтобы он был именно в этом мире, а то ведь их миллионы.

Долго сидеть мне не пришлось, я почувствовал, как «Чайка» закачалась под чьей-то тяжестью, и Пётр Кириллович спросил:

– Как оно?

– Норма, – устало улыбнулся я. – Отличный аппарат.

– Оснащаем?

– Да, сначала заправим, чтобы потом не возиться, а потом сразу крепим страховочные ремни и поручни. Помоги мне вылезти, ноги затекли.

С помощью механика я выбрался и снял парашют, после чего сделал несколько разминочных движений и осмотрелся. Костры уже почти догорели, света было не так и много, придётся использовать для работы пару фонариков, что я затрофеил у диверсантов и у охраны с аэродрома, надеюсь, заряда хватит.

– Всё готово? – спросил я у механика.

– Готово, ремни, вон, кучей сложены, а скобы я час назад выгнул, осталось только закрепить на силовом каркасе, чтобы их во время полёта не вырвало.

– Лететь будем на минимальной скорости, понимаю, поток воздуха будет бешеным, поэтому постарайтесь.

– Сделаем.

Мы с сержантом Харитоновым устроились у раненых и почти сразу уснули, помогала с работами по переделке самолётов пара Евгеньева, а к полуночи подняли и нас на смену. Две машины были готовы, остались наши «Чайки», поэтому оба сержанта улеглись на наши места, а мы с ведомым приступили к работе, помогая Петру Кирилловичу. Тот тоже сильно устал, но работал споро. Сверлил дырки в фюзеляже ручной дрелью, просовывал тросы, крепил скобы и страховочные ремни. Мы были у него лишь на подхвате. Разве что на моей машине было ещё нововведение: на бомбодержателе жёстко закрепили велосипед. Вещи я сразу убрал в кабину, и сидор, и котомку с винтовкой. Пригодятся. С великом пришлось помучиться. Чтобы он не цеплял землю рулём, доставал ведь, гад, пришлось его свернуть по переднему колесу и раме, и всё, теперь никаких проблем. Вернуть, как было, на минуту делов.

Уснули мы уже часа в два ночи и проспали до самого рассвета. Пограничник так и нёс караул всё это время. Как только на горизонте появилось просветление, нас подняли. Умывшись из фляги – рядом водоёмов не было, – я велел готовиться к полёту. Мы по очереди закрепили раненых на крыльях машин, потом пограничника – с карабином тот не расставался, так и пришлось их вместе ремнями пеленать, – ну и последним мы закрепили Петра Кирилловича. На всё про всё у нас ушло чуть более получаса, быстро справились. Надели парашюты и стали занимать кабины «Чаек».

Потом я дал отмашку, и «Чайки» пары Евгеньева с некоторым трудом оторвались от поля. Было видно, что оба пилота крайне осторожно ведут свои машины. Только после этого на взлёт пошли уже мы. Когда моя «Чайка» оказалась в воздухе, я понял, какие затруднения вызывали пассажиры у пилотов взлетевшей пары, аэродинамики почти никакой, машина то и дело пытается свалиться на крыло. Но как бы то ни было на скорости сто тридцать километров в час, меньше было нельзя, мы направились в сторону фронта. Направление мы держали к Минску. У всех пилотов были карты этого района – позаимствовали в штабе погибшего полка, так что не заблудимся. Только одного я опасался – встречи со стервятниками Геринга. Шансов у нас с пассажирами не будет никаких. У пассажиров, кроме очков и шлемофонов, ничего не было, даже парашютов. Так что единственная возможность спастись – экстренная, я бы даже сказал, аварийная посадка. Другого не дано.