Последняя возможность увидеть солнце - John Hall

муравьи, ниточками-нитями все связаны, переплетены… Кверху дном перевернулось все, прошлое, что будет и сейчас, в плотный канат сплетено, – произносит он и вновь пропадает.

Я начинаю искать пропавшую из поля зрения мультипликацию моего сознания, но не могу найти. Я лежу в своей скромной обители в полной тишине. Даже все то, что находится за пределами окруживших меня стен, не издает ни единого звука.

Я изолированный этими стенами от внешнего мира.

Между тем, в этой тишине время остановилось. Ничего не движется, не меняется.

– Вот так бы и остался бы лежать, – появляется первый голос.

– Вот так бы и оставил все свои планы позади, – второй голос.

– Оставил бы все позади и остался здесь, в покое и тишине, – третий голос.

– Променял бы все на забвение и вечный освободительный сон в ночи, – четвертый голос звучит в моей голове.

– Но я смешаю кровь с дерьмом в честь и память… – начинает озлобленно говорить пятый голос. Он выплевывает эти слова из моих легких. Он в гневе. Я в гневе.

Я орудие смерти в руках своих мыслей.

Слова, что вырываются из меня потугами пятой личности во мне, гаснут где-то в пространстве комнаты. Настолько здесь тихо…

– Кладбище впервые замолчало на одну ночь, – думаю я, продолжая искать своего маленького друга на одну ночь. – Впервые здесь тихо. Я впервые слышу тишину, здесь, на кладбище! Мне нравится это чувство. Никогда бы не мог подумать, что в этом месте живут звуки! А они живут круглые сутки! Даже в нашем проклятом городе есть пара часов тишины, но здесь, на кладбище, до этой ночи всегда были звуки. А сегодня их нет…

Я говорю шепотом, и лицо расплывается в улыбке.

– Тихо-тихо, все это сон… Он весь мир ведет к концу времен, – вновь начинает напевать спрятавшийся от меня чертенок.

– Тихо-тихо, все это сон… Он весь мир ведет к концу времен, – я слушаю его и повторяю, тем самым прогоняя тишину прочь, тем самым вгоняя мой маленький ночной Мир в уныние из-за его скоротечности.

– Настал конец этой целительной, этой волшебной тишине,– думаю я в поисках источника звука. – А я так и не смог насладиться ею в полной мере.

В моей голове мелькают мысли, пока за окном луна борется со страшным спрутом ночи, пока весь этот город, спрятавшись за тяжелыми занавесками, подписал себе приговор на минус одну ночь, которую выпьет своими щупальцами это порождение зла, пока мы катимся в бездну, в то время как где-то в городе люди, пропагандирующие Веру в единого Бога, производят наркотик, что назван кругом перерождения… Пока все это случалось и проворачивалось подобно шестерням механизма, я впервые за все время слушал первую наступившую тишину на кладбище. А теперь все закончилось благодаря моей собственной фантазии, что проворачивает грани игрушки вокруг центра, чтобы собрать головоломку.

– А я ведь не знаю, что случится, когда он соберет ее, – думаю я, но меня это не волнует. Меня волнует только цель, что маячит впереди, что видна сквозь туманность будущих событий, что немым кино транслируется в вариациях моих прошлых, будущих или же просто параллельных жизней, которые существуют отдельными линиями и пересекаются в моменте под названием «сейчас».

Я всего лишь человек. Я, живущий сейчас. Я, завершивший это дело в других жизнях. Я, ищущий свою иллюзию в скромной обители при церковном кладбище.

А игрушка продолжает клацать, но я не могу понять, откуда идет звук, потому что мне кажется, что он исходит отовсюду сразу.

– Я окончательно схожу с ума, – шепотом вырывается мысль всех моих предыдущих жизней в рамках одной этой линии. – Мы дойдем до конца, чего бы это ни стоило, а после канем в безызвестность бесконечности.

На лице моем вновь появляется довольная улыбка.

– И мы уйдем в тишину, подобную той, которую сейчас слушали, – первый голос.

– Мы уйдем в тишину, которой так наслаждались этой ночью, – второй голос.

– Это был чистый кайф, без примесей, без допинга, – третий голос.

– Кайф, который вызывает стойкое привыкание после первой удачной дозы, – четвертый голос говорит, будучи наполненный грустью.

– Теперь я хочу покончить с собой, чтобы больше не слушать этот суетливый мир, чтобы покинуть этот проклятый город, чтобы больше не видеть ряды крестов, – полный скорби говорит мой пятый голос, и я чувствую, как его настроение проникает в меня по сосудам, через нервы…

– Соберись! Это только начало… У тебя еще будет возможность… У тебя еще будет последняя возможность увидеть солнце, – начинает свое движение черная материя внутри меня.

– Тихо-тихо, все это сон… Он весь мир ведет к концу времен, – слышу песенку чертенка.

– Да где же ты? Почему я тебя нигде не вижу? Ты не можешь быть невидимым! Почему я тебя не вижу? – ярость кипит во мне и вырывается злым шепотом наружу. – Я тебя найду, даже если мне придется встать! Начинаю искать его в своем скромном жилище, погружаясь в хлам, в пыль и грязь, но его нигде нет. Его нет нигде, но звук-то есть!

Я слышу, как он поворачивает грани. Вместе с этим внутри, слева, под ребрами, появляется тревога. По мере моих поисков чертенка в хижине эта тревога перерастает в панику, а паника в свою очередь в страх.

Я слышу голос чертенка, который исходит отовсюду сразу.

– Не играй со мной! – злобно шепчу я, продолжая раскидывать разный хлам в стороны.

– Я тебя найду! Слышишь?! – говорят все мои голоса, пользуясь моими голосовыми связками, легкими, языком, губами. – Мы тебя найдем и отберем кубик Рубика.

Вдруг ни с того ни с сего я начал бояться, что чертенок разгадает загадку.

От осознания этого страх перерастает в откровенный ужас. Он сковывает меня посреди лачуги. Даже дышать становится тяжело. Я практически не дышу. Я заставляю себя дышать…

– Не-е-ет! Я найду тебя, чего бы мне это не стоило, – злобным шепотом темной материи произношу я эти слова и трогаюсь с места, вновь погружаясь глубоко в хлам кладовки, которая временно стала моим пристанищем.

– Сколько же здесь мусора! – думаю я. – Надо бы запустить сюда этого маленького гаденыша, чтобы он сам себя покалечил в грудах этого хлама, сломав там ногу, руку, шею… Чтобы просто стоять, смотреть со стороны и злорадствовать над ним.

Так думаю я, находя здесь резиновых женщин, ножи, какие-то крестики и иконки, которые не были проданы; паспорта людей, которых, по всей видимости, уже и в живых нет; какие-то контракты, согласно которым с помощью церкви отмывались огромные деньги разных организаций этого ужасного города; я нахожу здесь даже не предметы, а