Невообразимо далеко от дома - Павел Минка

Высказанная идея меня и самого заставила задуматься. Я был сам в смущении, но не выказывал это своим видом.

«Какие есть еще законы?» – спросил старик.

Конечно, я и так сделал уже максимум из того, что мог, чтобы успокоить раздраженного заказчика, но мне и самому уже стала интересной тема, и я продолжил:

«Есть еще закон социальной борьбы, – сказал я. – Исходя из него, общество представляет собой объединение, которое всегда будет пронизано конфликтом. Люди борются за блага, изобретая для этого самые разнообразные способы от убийства до выборов. Общество, где нет никакого конфликта, попросту невозможно, поэтому и в вашем молодом обществе мы уже видим первую конкуренцию…»

Но тут старик перевел взгляд и посмотрел сквозь облака вниз, в то самое место, где развивалась молодая человеческая цивилизация. Первые люди уже успели умереть, прожив около тысячи лет. И тут случилось еще одно трагическое событие: дети этих самых первых людей стали конфликтовать по разным вопросам. Один из них из зависти убил своего брата. Старик в ужасе наблюдал за этим, опешив. Чтобы хоть как-то вывести его из оцепенения, я продолжил, открывая новый закон на ходу.

«Еще есть закон соотношение подлинности и видимости, – вещал я. – Подлинность – это то, что есть на самом деле, объективно. А видимость появляется тогда, когда объединение людей пытается выставить себя в выгодном для себя свете, создать выгодную иллюзию, бросить пыль в глаза, скрывая при этом невыгодную объективную подлинность…»

Пока я объяснял ему закон соотношения подлинности и видимости, на вашей планетке уже во всю процветала цивилизация. Люди изобрели рекламу, политику, выборы, телевидение и очковтирательство. Женщины изобрели косметику, правительство – отчеты о своей успешности, а церковь – идею религиозного и нравственного возрождения. Появился сетевой маркетинг и финансовые пирамиды. Старик-заказчик был настолько потрясен, что разочарованно сказал мне:

«Мне нужно отдохнуть и хорошенько обо всем подумать, – сказал он. – Я принимаю вашу работу и оплачу все, даже недостатки и недоработки. Это послужит мне хорошей наукой!»

«Как? Вы оплатите даже недоработки?» – вырвалось у меня.

«Совершенно верно, – устало улыбнулся он. – Главное, что я понял, что значит быть настоящим человеком».

И удалился.

Признаюсь честно, все это заставило меня задуматься. Я выдумал такую убедительную историю, чтобы убедить неприятного заказчика, но в последний момент понял, что последнее слово все же осталось за ним. Почему-то я чувствовал вину, и этот его уход показался мне хуже любого упрека.

Я неплохо заработал на том проекте. Когда вы беретесь за работу, вы ставите перед собой четкую задачу: заработать. И надо сделать ее так, чтобы заработать максимально. Здесь все средства хороши.

Пытаясь убедить заказчика в том, что все его претензии безосновательны и глупы, и что он должен принять работу такой, какая она есть, я изобрел социологию. И погряз с головой в вопросы этики. И мне стало от этого только хуже. С тех пор я уяснил одно: когда вы вешаете лапшу заказчику, сами не принимайте это близко к сердцу. И попытался избавиться от того осадка, который остался у меня после разговора со стариком.

Но что тут сказать: до конца я так и не смог избавиться от чувства вины после того, как сотворил Землю…

Закончив свой рассказ, Курчи задумался. Тяжелые мысли донимали его. Наконец он сказал:

– Иванов, меня постоянно осаждают разные попрошайки. Разные фонды не просто просят, но почти что требуют, чтобы я жертвовал на их якобы благое дело. Недавно вот меня доставал Фонд Помощи Пострадавшим От Своей Собственной Глупости. Но самые назойливые – это Зеленые. Последнее время они собирают деньги на содержание трех каких-то букашек с планеты Пруципрутиков, говорят, они последние из своего вида. Когда я отказал им, они написали на меня заявление в Интергалактическую Полицию. Говорят, я жестоко обращаюсь с животными! Теперь вот вызывают в суд…

– Ладно, – сказал Иванов, которому все уже изрядно надоело. – Не надо мне помогать. Я постараюсь как-нибудь обойтись и без вашей благотворительности.

– Не перебивайте меня! – строго сказал Курчи. – Да, я не люблю заниматься этой чертовой благотворительностью. Кроме того, на деле за этими благотворительными организациями стоят одни мошенники. Но я не люблю и личных просьб. Это все отвлекает от дела…

– Понял я, понял, не утруждайте себя объяснениями, – сказал Иванов.

– Вы опять перебиваете меня! – возмутился Курчи. – Я хотел сказать, что в вашем случае я сделаю исключение. Я намерен помочь вам добраться домой!

– Просто так? – спросил Иванов.

– Да, просто так, – вздохнул Курчи. – Считайте это актом глупости с примесью альтруизма. Хотя альтруизм и есть глупость! Но есть одно маленькое но.

– Какое?

– Я прошу вас передать одно послание…

– Нет проблем! Что за послание и кому?

– Этому бородатому старику в белых одеждах, для которого я построил вашу планету. Полагаю, он еще командует у вас?

– Точно не знаю, – сказал Иванов. – По этому поводу у нас нет одного мнения. Разные умники говорят, что он умер. Не знаю, понимать ли это буквально или метафорически, но по этому поводу у нас почти что паника. Другие говорят, что общаются с ним напрямую, но я что-то не очень им доверяю…

– Я почему-то убежден, что он еще там, – сказал Курчи. – Помереть он не мог – старик был вполне бодрым, да и живут такие еще очень долго. Отлучиться, конечно, мог, ведь он личность, знаете ли, импульсивная, тем более моралист. А моралисты – люди непростые: они бывают и злыми, что готовы за добро, конечно же, в своем понимании, рвать на куски, но бывают и ранимыми… Я думаю, ваш старик – второго типа.

– У нас некоторые говорят, что первого.

– Нет-нет, думаю, это недоразумение. Я, знаете ли, хорошо разбираюсь в людях, и не видел в нем никакого святого садизма. Конечно, он может быть раздражительным, может даже обидеться или разочароваться, если дела идут не так. Но я думаю, что дело тут в другом. Он очень деликатен и воспитан, настоящий интеллигент. А интеллигенты никогда себя не навязывают и не вламываются в чужие жизни без спроса.

– У меня несколько другое представление об интеллигентах! – задумчиво сказал Иванов.

– Ой, понимаю! – кивнул Курчи. – Сейчас интеллигентом называет себя каждая мразь, а умником мнит каждый идиот! Время такое! Но ваш старик, поверьте, настоящий интеллигент. Скромен, не навязывает себя, не рвется в первые ряды, готов уступить, готов на жертву и служение, не имеет ни капельки пошлости, уважительно относится ко всем существам и ценит их свободу, приверженец высочайшей культуры. Я, признаюсь, не считаю такие качества полезными, но уважаю. Мне, несмотря на то, что характер у меня тяжелый, это даже немного симпатично…

– Много же вы знаете о нем, – сказал Иванов.