Отель "Ирис" - Еко Огава

Я попыталась обхватить ртом ручку шкафа: у нее оказался неприятный привкус. Она была шершавой и твердой. Как я ни пыталась, дверь не открывалась.

Мужчина, скрестив руки на груди, смотрел на меня издалека. Я ощущала, как он пронзает мой зад своим взглядом. Он подробно рассматривал все его закоулки. Лучше меня самой он знал все его оттенки и углубления, расположение родинок и мельчайшие изгибы.

Наконец замок щелкнул, и створка шкафа открылась. Оттуда пахнуло нафталином. В шкафу висели три костюма, одно пальто и четыре галстука. Одежда была распределена с равномерными промежутками, чтобы ничто не соприкасалось друг с другом и чтобы не было ни одной складки. Один из костюмов в виниловом чехле был только что получен из химчистки. Я сразу же поняла, что это тот самый костюм, который испачкали мороженым в парке развлечений.

Я искала туфли, но их там не было. Заглянула в несколько комодов, но там царил полный мрак.

Я начала поочередно вытаскивать выдвижные ящики. Все ручки стали мокрыми от моей слюны. Там было еще много маленьких ящичков. Мое тело, лишенное возможности опираться на руки, сильно устало. Мне было трудно удерживать равновесие, я выглядела жалкой и униженной.

Я нашла булавки для галстуков и футболки. И еще носовые платки. Повсюду чувствовался сильный запах нафталина. Не было только туфель. Я начала нервничать. Я отодвинула носовые платки и пошарила под рубашками. Все это я делала одним подбородком.

Я боялась нарушить порядок вещей, разложенных с точностью до миллиметра, но еще сильнее меня ужасала невозможность дать переводчику то, что он требовал. Он не пытался мне помочь или утешить. За окном все было залито летним солнечным светом. Занавески безвольно свешивались. Видимо, из-за жары половина растений стала коричневой, а терраса была четко поделена между тенью и солнцем. Нигде ни следа присутствия людей, цикады прекратили петь, и даже шум моря досюда не доносился.

Наконец я добралась до самого маленького ящичка, который находился в самом низу. Я подползла на животе, вытянула шею и с большим трудом его открыла. Там оказались карманные часы, наручные часы, запонки, футляр для очков. В глубине ящика я заметила какой-то странный предмет. Это был женский шарф.

Бледно-розовый шелковый шарф с цветочным узором. Скомканный, он лежал в самой глубине ящика. Он лежал отдельно от остальных вещей и казался совершенно неуместным в платяном шкафу для одежды европейского типа. Я напрягла все силы и вытащила его. Сама не знаю почему, мне стало не по себе. И дело тут было не только в ревности.

Я попыталась вытащить шарф. И мне сразу стало все ясно. Этот платок был испачкан чем-то черным, а края его – безжалостно оборваны. Я подумала, что это, должно быть, следы крови.

– Не трогай! – закричал хозяин. Когда я удивленно подняла голову, он вырвал шарф у меня изо рта. Поскольку он сделал это резко, у меня от боли горели губы.

– Почему ты не слушаешь, что я тебе сказал? Кажется, я велел достать туфли? – сказал он и ударил меня. Опустившись на колени, переводчик залепил мне несколько пощечин. Тепловатая жидкость расползалась по моему языку и выливалась изо рта. Я и не знала, что кровь может быть такой теплой.

– Грязная свинья! Никчемная сука!

Его хриплый голос дрожал от ярости, переводчик уже не мог сдерживаться. Он потерял над собой контроль, как это было в ресторане, когда нас отказались обслужить. Его колени, губы и кончики пальцев свела судорога, а вены на висках вздулись. И этот гнев, казалось, будет длиться вечно.

– Простите меня. Я не думала, что для вас это так такая важная вещь. Мне только хотелось рассмотреть шарф поближе. Простите. Я больше не буду так делать. Прошу вас, простите меня.

– Хочешь увидеть, что я делаю с теми, кто не выполняет мои приказания?

Мужчина пнул меня ногой в бок, положил на живот и обвязал шею шарфом.

– Я научу тебя впредь думать. Я тебя как следует проучу.

И переводчик начал меня душить. Платок глубоко врезался в мое горло. Кости, жилы и плоть вкупе издавали звук, напоминающий пришепетывания. Мне было нечем дышать. Даже если бы мне захотелось умолять его отпустить меня, ничего бы не вышло: я оказалась не в силах произнести ни звука. Я сучила ногами, хватала его за запястья в надежде заставить отпустить меня, но тщетно.

Я не видела лица мужчины, а только ощущала пальцы, впивающиеся сзади в мою шею, слышала его стоны, ощущала его дыхание на своих волосах и понимала, что он рассержен не на шутку. Я попыталась задержать дыхание: да когда же это кончится?

– Ты – самая мерзкая девчонка. Почему ты меня не слушаешься? – продолжал он твердить, как заученную молитву. Заполнившая спальню тишина стала еще более гнетущей. Я видела через окно море, которое сливалось с небом. Его голос больше не доносился до меня. Боль в глубине глаз вскоре стала еще более сильной. Затрудненное дыхание полностью поглощалось этим жаром, и, пока он меня душил, мне казалось, что глазные яблоки вот-вот вылезут из орбит.

Мои хорошенькие глазки были закутаны этим старым, обшарпанным шарфом. Переводчик тщательно следил, чтобы он не сползал. У меня возникло ощущение, что слизистая оболочка глаз лопается, хрусталики разрываются, а внутри все раздулось. Со слабым звуком, похожим на шепот, сетчатки глаз, зрачки, радужные оболочки, хрусталики, которые до самого конца сопротивлялись, – всё разом изменилось, и глаза утратили прежнюю форму. И тогда на шейном платке появились новые пятна.

Вслед за звуком исчез и свет. Все погрузилось во мрак. Казалось, что я нахожусь на морском дне. Боль почему-то исчезла. Мое тело обволакивал непроглядный мрак, и я почувствовала облегчение. Мне хотелось навсегда остаться в таком состоянии.

Передо мной вращались глаза упавшего в море мальчика. Я отчетливо его видела, хотя мне теперь вроде бы было и нечем.

«Может быть, я сама тоже умерла?» – впервые подумалось мне. Вне всяких сомнений, этот человек убил свою жену именно таким способом.

– С тобой все в порядке?

Мужчина обеими руками сжал мои щеки, словно хотел меня утешить.

– Если бы я делал так с самого начала, сейчас тебе не было бы больно.

Каблуки на его замшевых туфлях сбились, подошва стерлась. Туфли напоминали сушеные грибы. Они были в ящике, рядом с которым находился шарф.

Я впервые видела его босые ноги. И не только ноги. До сих пор я не видела ничего, скрытого под одеждой этого мужчины. При одной мысли, что когда-нибудь я смогу прикоснуться к нему губами, мое сердце начало учащенно биться.

– У тебя хороший рот, который может хорошо работать.

Переводчик сидел, скрестив ноги, на краю кровати. Стоя на коленях, я начала постепенно надевать на него туфли, начиная с кончиков ногтей. Это была жуткая работа. Форма его ног оказалась неправильной, и надеть на них обувь было нелегко.

Он уже не гневался. Я так и не поняла, что его успокоило. Когда я пришла в себя, шарф вдруг развязался и соскользнул с моей шеи. Мужчина, дыша мне в плечо, лег на кровать. Он притомился больше, чем я. Волосы его слиплись от пота, а кожа казалась разгоряченной. Я хотела глубоко вздохнуть, но от поспешности закашлялась. Согнув спину, я прочистила горло. Неужели и глаза мои будут видеть, как прежде? Я поморгала, чтобы убедиться, что с ними все в порядке.