Отель "Ирис" - Еко Огава

Свои истории переводчик адресовал не только нам. Он просто обращался к комочку в пустоте, наблюдая, как продолжают вылупляться из яиц паучки. Казалось, что он не сможет остановиться, пока они все не вылупятся.

Я отложила ложку, съев не менее половины того, что мне было подано. Мне не хотелось разочаровывать хозяина, но у меня начала болеть грудь. Я настолько вспотела, что юбка прилипала к бедрам.

«Ах, снова он начинает утрачивать форму», – подумала я. Казалось, что мозг переводчика, его внутренние органы, кости и жир вот-вот разлетятся в разные стороны. Неужели племянник не знает, каким способом можно привести его в чувство?

Когда я очнулась, мужчина больше не раскрывал рта: последний паучок наконец-то вылупился. Наклонив тарелку, хозяин усиленно пытался вылизать оттуда коричневую пасту из креветочного фарша. Его ложка постукивала по дну тарелки. Концерт закончился, и раздались нескончаемые аплодисменты.

– Вы совсем не похожи друг на друга, – сказала я, надеясь, что он возобновит разговор и скажет хоть что-нибудь о своей жене.

Однако переводчик ничего не произнес. Хотя у меня просились на язык многие вопросы, я сосредоточилась на том, чтобы все подчистить и не оставить на тарелке никакой еды. «Это потому, что у нас нет кровного родства», – не произнеся ни слова, быстро написал племянник на листочке, выложенном на заставленный посудой стол. Переводчик вел себя мирно.

«Жена дяди – старшая сестра моей матери, – с легким скрипом написал юноша на листочке, лежавшем поверх скатерти. – Надеюсь, вам известно, что его жена умерла?»

Племянник оторвал новый листочек бумаги и достал короткую ручку, писать которой было трудно.

Все это время я не спускала глаз с переводчика, наблюдая, не отреагирует ли он как-то на замечание племянника.

– Не пора ли нам перейти к десерту? – спросил хозяин. – В холодильнике есть хорошо охлажденные персиковый шербет и банановый мусс. Только надо немного расчистить стол. Ты не поможешь мне? – Племянник убрал недописанный листок в шкатулку и начал прибирать со стола. Словно с самого начала роли были распределены, и они уже хорошо знали, что и как нужно делать. Для достижения взаимопонимания им было достаточно взгляда или движения пальцев. Я же ничего не делала.

Гибискусы были свежими, почти сверкающими и пышно распустившимися. Время от времени через окошко под раковиной на южной террасе проникал ветерок. Каждый раз он шевелил листы «Книги о Марии». Жара не спадала. По радио начали передавать новый концерт. Разумеется, я не знала, чья это музыка.

Подали персиковый шербет и банановый мусс. Я задавалась вопросом: что же хотел, но не успел написать мне на новом листочке племянник? Как он мог так легко общаться с человеком, который убил его тетю? Существовало много вещей, которых я не понимала.

Как только я положила мусс в рот, он начал таять и сразу проскользнул в горло.

Мне несколько раз снилось, как переводчик душит меня. И всегда у него был в руках этот шарф. Я помню во всех подробностях все потертости и пятна на нем.

Боль все нарастала, пока наконец не становилась невыносимой, и в тот момент, когда мне казалось, что осталось совсем немного, чтобы достичь морского дна, откуда-то неожиданно появлялся племянник.

«Ты знаешь, вся причина в том, что мы с ним не одной крови», – с огромной скоростью писал он на листочке бумаги. Переводчик сразу же переставал меня душить и начинал настраивать приемник в поисках музыки Шопена. Потом он обвязывал шарфом шею племянника. Хотя шарф был женский, но ему он приходился как раз впору. При этом шарф хорошо гармонировал с кулоном, но юноша его снимал… Вот такие мне снились сны.

Однажды в детстве я чуть не задохнулась. Поскольку отец тогда еще был жив, значит, это произошло в первом или втором классе.

Когда я была маленькой, мне запрещалось заходить в комнаты гостей.

«В отеле „Ирис" обитает призрак женщины, которая когда-то убила здесь любовника, а потом покончила с собой. Эта женщина-призрак не является постояльцам, которые исправно платят за номер в отеле, но нападает на непослушных детей, если те устраивают разные проказы. Острыми ногтями она разрывает им живот и поедает внутренности».

Такими историями пугала меня мать. Я не знала, кто такой «любовник», и не очень хорошо понимала выражение «покончила с собой». Я только однажды нарушила запрет. Не помню, по какой причине, но как-то утром мне страшно не хотелось идти в школу, и я притворилась, что ухожу, а сама спряталась в номере 301, откуда рассчитывала спокойно выйти в положенный час, когда закончатся уроки.

Стараясь не производить никаких звуков, я ела шоколад, заранее спрятанный в ранце, и читала комикс-манга, развалившись на кровати. Конечно, я следила, чтобы крошки от шоколада не упали на пол и не привлекли бы чье-нибудь внимание. Иногда я вскакивала, услышав, что мать говорит по телефону, но от ощущения опасности по телу пробегала приятная дрожь.

Единственное, чего я не рассчитала, так это то, что в номере 301 внезапно могут появиться клиенты. На этот день не было никаких предварительных заявок. Я это знала, потому что дед научил меня расшифровывать записи в журнале регистрации. Я была уверена, что номер 301 свободен. И вот примерно за тридцать минут до мнимого моего возвращения из школы внезапно явились постояльцы.

Я кинулась прятаться в стенной шкаф. По дороге больно ударилась локтем о журнальный столик, и мне пришлось зажать себе рот, чтобы не издать ни звука. Постояльцами оказалась супружеская пара: молодая женщина и мужчина средних лет. Дверь шкафа была закрыта неплотно, хотя мне казалось, что я закрыла ее правильно.

Не успели гости выложить свой багаж и осмотреть комнату, как начали ссориться. Женщина в чем-то обвиняла мужчину. Она повторяла разные оскорбительные слова: называла его неряхой, выпендрежником, ничтожеством. А мужчина, склонив голову, лишь щелкал языком и стучал кулаком по кровати.

И вдруг я обнаружила, что забыла свои туфли. Они аккуратно стояли сбоку возле кровати, только их носки были прикрыты покрывалом. Что делать, если гости их обнаружат? Увидев детские туфли, они удивятся и непременно сообщат об этом матери.

Внезапно у меня заболело в груди, по спине покатился холодный пот. Я почему-то не так боялась, что они могут открыть дверь шкафа, сколько беспокоилась о туфлях.

Женщина несколько раз прошла мимо моих туфель. Если бы она двигалась несколько под иным углом, то непременно наступила бы них. Я укоряла себя за неосторожность. Вот ведь балда! И зачем только я сняла эти туфли? Наверняка гости заметят, что покрывало на кровати запачкано шоколадом. Лгунья, трусиха… Это конец… Сама во всем виновата. Я уже давно это поняла. Такая уж я есть. Ни на что не годная… Я все сильнее занималась самобичеванием.

Вдруг мужчина взорвался. «Неужели он убьет эту женщину?» – подумала я. Мне внезапно вспомнились угрозы матери. В памяти всплыл образ женщины-оборотня с длинными ногтями.