Мальтийский апельсин - Анна Данилова

– Чем? – Женя сделала вид, что ничего не понимает и ни о чем не догадывается.

– Проституцией, теперь поняли? – жестко сказал Валентин и нервно загасил сигарету. – Думаю, что она уехала из Москвы, чтобы ее не могли найти сутенеры. Но это всего лишь мое предположение.

– Ольга – проститутка? – Женя постаралась вложить в эту фразу как можно больше возмущения, ведь речь шла о ее «лучшей подруге».

– Я думаю, если бы причина была не столь постыдна, то Ольга бы сама рассказала мне все. Особенно если бы дело касалось денег или ситуации, в которой Ольга была бы жертвой. Предположим, ее кинули с квартирой… Вы понимаете меня?

– Да, кажется… Но все же предположить такое…

– Поэтому, когда ее убили, первое, что пришло мне в голову, что ее нашли. Нашли те, от кого она сбежала из Москвы. При всем моем нежном чувстве к Ольге, я не могу не признать, что девушка она была непростая, что все ее привычки и образ жизни свидетельствовали о том, что перед тем, как обосноваться в провинции, она успела пожить бурной и весьма обеспеченной жизнью в Москве. Возможно, что она не была проституткой, но была замешана в криминале. Скажем, была замужем или просто жила с каким-нибудь крупным бизнесменом, с которым случились неприятности. Или он разорился, или его убили. Ольга могла просто сбежать, чтобы и ее, возможно, как сообщницу каких-то криминальных дел, как соучастницу преступления, не убили вслед за мужем. Но это, повторяю, лишь мои фантазии. Но, фантазии фантазиями, а, глядя на Ольгу, я все равно пытался определить, кто она и из какого мира. Я хочу сказать, что, даже если бы ее не убили, я обязательно бы выяснил, прежде чем забрать ее с собой в Москву, в какую историю она вляпалась, чтобы обезопасить не только ее, но и себя! А уж когда ее убили, мои сомнения в том, что касалось ее прежнего образа жизни, развеялись сами собой. Я почему-то сразу подумал, что ее смерть не случайна, что Ольгу искали и наконец нашли.

– Значит, ее точно убил кто-то посторонний. Я хочу сказать, что убийца не входил в число присутствовавших на вечеринке людей. Ведь там, кроме вас, все были, так сказать, местные. Привычные лица, состоящие в приятельских отношениях.

– Вы вздумали подозревать меня?

– Нет-нет, что вы!

– Тогда я скажу вам, кого в первую голову подозревал я сам: Сайганова! Я знал об их связи, как знал и то, что Ольга рассталась с ним. Он из ревности мог ее убить, я уверен. Но когда мы там, в Бобровке, после убийства Ольги собрались за столом и все проанализировали, рассчитали по секундам, то получилось, что у нас у всех железное алиби. Ольга в тот момент, когда отправилась в садовый домик, была одна. Совершенно одна. В сущности, так оно и должно было быть… Мы планировали это.

– Что «это»?

– Я был в курсе того, чем и как она собиралась удивить собравшихся. Но для того, чтобы загримироваться, необходимо было соблюсти два условия. Первое: Ольга должна была незаметно пробраться в садовый домик. Второе: никто не должен был ее увидеть в садовом домике, пока она там готовится.

– Кому принадлежала идея?

– Ольге. Ей так хотелось выиграть и получить эту тысячу долларов, что она решила играть, как она выразилась, «по-крупному». Она сказала, что ничем другим нельзя так произвести впечатление, как смертью. И я не мог не согласиться с ней. Хотя для того, чтобы инсценировать собственную смерть, ей пришлось потратиться на бутылку специальной «киношной» крови. Не представляю даже, где она ее достала. Кроме того, в результате розыгрыша она испортила свою одежду.

– Но зачем ей было так из кожи лезть ради тысячи долларов, когда вы могли бы предложить ей, насколько я поняла, куда больше?

– Разумеется. Но ведь речь-то шла об игре, о возможности выиграть конкурс. Это был азарт. Хотя деньги ей тоже были нужны.

– Деньги всем нужны… – подтвердила Женя, ловя себя на том, что последние несколько минут она не беседовала с Валентином, а допрашивала его. Надо было срочно менять тон разговора и возвращаться к тому, с чего она начала: изображать из себя подругу Ольги. – Вас послушать, так в жизни все легко…

– Что вы имеете в виду? Или кого?

– Да вас! – жеманно проговорила она, розовея. – Как у вас, у мужчин, все просто. Увидели женщину, дали ей понять, что вы при деньгах, – и она ваша. Уверена, будь Ольга жива, вы бы ее увезли, конечно, обратно в Москву. Хорошо, когда есть деньги… А что остается делать нам, бедным женщинам, у которых нет денег?

– Деньги? Они могут быть как у мужчины, так и у женщины, – пожал плечами Валентин и даже попытался улыбнуться. – Все зависит от человека. Я бы не удивился даже, если бы со временем узнал, что и у Ольги в свое время были деньги, причем немалые. Вряд ли она была предпринимателем, конечно. У нее не такой характер. Она, если так можно выразиться, была не деловая женщина, а, наоборот, слишком легкомысленная, никогда вовремя не приходила на свидания, вечно опаздывала, никогда не могла назвать точную цифру, когда я спрашивал ее, сколько ей понадобится денег на что-то… Да, деньги она не считала, это верно, и они уплывали из ее рук как вода.

– Вы сейчас так говорите о ней, словно она вас этими самыми качествами нервировала.

– Да нет же, вы меня неправильно поняли. Просто к Ольге у меня было очень сильное чувство, и я действительно хотел, чтобы мы были вместе. Я уже видел, как мы живем с ней в Москве, как я знакомлю ее со своими друзьями, как мы просыпаемся в одной постели и Ольга готовит мне завтрак. Это были романтические мечты, но очень искренние.

– Валентин, и все же: кто мог ее убить? Может, вы видели рядом с домом Сайгановых постороннего? Может, что-то показалось вам подозрительным: поведение кого-то из присутствующих, какие-нибудь детали?

– Этим пусть занимается милиция, – холодновато ответил Нечаев. – С меня хватит допросов, свидетельских показаний, которые не имеют все равно никакого значения, поскольку никто из нас просто не мог быть настоящим свидетелем. Свидетель – понятие расплывчатое. Если я приехал с ней в Бобровку, значит, я уже и свидетель? Свидетель, извините, чего? – Он как бы обращался к невидимому следователю, хотя смотрел в глаза Жене Жуковой. – Все это лишь условности. Я бы на их месте осмотрел весь сад, постарался бы найти следы человека, проникшего на территорию Сайгановых и убившего Ольгу. Ведь это была не птица, согласитесь?

– Да, это была не птица, – повторила Женя и подумала о том, что их разговор с Валентином – тоже условность, потому что Валентину нет ровно никакого дела до подруги убитой любовницы и что он многое из того, что сейчас наговорил, сказал не столько ей, Жене, сколько самому себе. И если раньше он боялся даже подумать о том, чем именно могла заниматься в Москве Ольга, то сегодня он произнес это слово. И сказал он это намеренно, чтобы тем самым хотя бы после ее смерти избавиться от наваждения своей любви к ней, чтобы опустить образ Ольги как можно ниже, тем самым избавляя себя от невыносимой боли. Одно дело – любить достойную и чистую женщину, другое – женщину, которая до тебя принадлежала целой армии мужчин. Инстинкт самосохранения. Зачем убиваться над телом, оскверненным и истерзанным ее многочисленными любовниками?