Ночь огней - Элис Хоффман

В этот визит Вонни всего ближе Мелисса — с бледно-розовым лаком на ногтях, в фиолетовых кедах. В ней куда больше знакомых черт, чем в ее матери. Джилл ни разу не навестила Вонни в Чилмарке. Однажды, до того как Вонни встретила Андре, Джилл приехала в Бостон, проплакала все выходные и вернулась домой к Брайану и крошкам дочерям. Но теперь все наладилось, уверяет Джилл. Она не стесняется говорить о самом наболевшем при Мелиссе. Зато Вонни присутствие Мелиссы мешает высказать все, что она думает. А думает она, что Джилл, как обычно, себя недооценивает, напрасно убедила себя в собственной глупости. Вонни не уверена, что после стольких лет они все еще настоящие подруги. Они разговаривают по телефону, но видятся лишь во время редких вылазок Вонни в Нью-Йорк. Джилл дважды встречалась с Андре, а с Саймоном — только раз.

После ужина они отправляются на прогулку, оставив с дочерьми Брайана. Вонни хочется обнять Джилл. Но они просто идут так близко, что касаются друг друга плечами. Сумерки, пахнет скошенной травой. Дети перекрикиваются на задних дворах. Вонни и Джилл подходят к школе, в высоких арочных окнах отражается темнеющее небо. Джилл достает из кармана сигарету и зажигалку и рассказывает, что нового случилось у знакомых: четыре развода, нервный срыв… Она перечисляет бывших одноклассниц, которые пришли на ежегодную встречу.

— Как это мы так быстро постарели? — недоумевает Джилл.

— Ты говоришь, что постарела, с тех пор как тебе исполнилось семнадцать.

— Так и есть, — настаивает Джилл. — Я постарела. Только теперь у меня есть доказательство — толстый зад.

— Ничего подобного.

— Ты-то совсем не изменилась.

Вонни недоверчиво смеется, и Джилл настаивает:

— Серьезно. Ты даже похорошела.

Они садятся на обочину, чтобы Джилл выкурила еще одну сигарету, перед тем как идти домой. Совсем как раньше, летними вечерами, когда они сбегали от матерей и поджидали мальчиков. Они видят младшую дочь Джилл, Керри, едущую на велосипеде по улице. Когда Вонни и Джилл учились в школе, девочки-подростки не катались на велосипедах. И в мяч не играли. Они делали прически, ругались с матерями и клялись, что не забудут, каково это — быть молодыми. Но забыли. Они жалеют, что больше не живут по соседству. Жалеют, что больше не могут поверять друг другу секреты. Джилл рассказывала Вонни о своих делах, но в последнее время перестала. Обе поняли, что одно и то же повторяется снова и снова. Если бы они встретились сейчас, взрослыми, то даже не понравились бы друг другу, не говоря уже о том, чтобы стать подругами.

Вдоль Саутерн-стейт загораются фонари, и Вонни вспоминает, что сегодня Ночь огней. Она специально не пошла на праздник, после того, что случилось в прошлом году. Быть может, зря? Она могла сейчас быть в Оук-Блаффсе. Могла быть с Андре. Вонни надеется, что без нее он не пойдет.

Когда они возвращаются домой, с крыльца слетает карликовый шнауцер и с лаем бежит следом. Вонни оборачивается и рявкает:

— Бу!

Шнауцер убегает, и женщины покатываются со смеху.

Керри уже убрала велосипед и сидит на бетонном крыльце перед домом.

— Ты бы хотела снова быть шестнадцатилетней, как она? — спрашивает Джилл.

— Еще как, — признается Вонни.

— Не верю, — говорит Джилл. — Ты была несчастна.

— Не была, — настаивает Вонни.

— Я помню тебя лучше, чем ты сама. Была.

Дочери Джилл ложатся в одной комнате, а Вонни занимает постель Мелиссы. Стены увешаны фотографиями Брюса Спрингстина, и Вонни кажется, что за ней наблюдают. Гул машин мешает уснуть. Вонни думает об отце и о том дне, когда он ушел. Ему хватило ума собрать вещи и убраться после полуночи, чтобы дочь не видела. Но она видела. Наемный фургон стоял на подъездной дорожке за машиной Сюзанны. Вонни поужинала и допоздна просидела у Джилл. Им было девять или десять лет, точно она не помнит. Они соорудили палатку из простыней, запаслись фонариками, печеньем, термосами с водой. Они поклялись всегда говорить друг другу правду, но когда Джилл спросила: «Ты не очень расстроилась из-за папы?» — Вонни скорчила кислую мину и ответила: «Нет».

Когда отец уехал в фургоне, Вонни смотрела из окна; потом вышла на задний двор. Там цвела вишня, и Вонни села между ней и ивой, которую Рейнольдс посадил в честь рождения дочери. Позже иву пришлось срубить — корни дотянулись до канализационного резервуара. Но в ту ночь ее листья переливались серебром и звезды сияли на кончиках ветвей. Всю следующую неделю Вонни спала на раскладушке в комнате матери. Мать боялась оставаться одна, и Вонни тоже. Если отец способен бросить ребенка, может случиться все, что угодно. Дом может загореться, стены могут обрушиться. Дети могут заблудиться среди одинаковых домов, и никто их не хватится.

Вонни просыпается утром в узкой кровати Мелиссы и не сразу понимает, где находится. После душа и завтрака ей по-прежнему не по себе. Джилл отвозит ее в аэропорт, но просит остаться еще на пару дней. Вонни внезапно пугается, что с Саймоном может случиться беда, если она сейчас же не поедет домой. Она наклоняется и достает сумку с заднего сиденья.

— Я буду скучать по тебе, — говорит Джилл.

Вонни обнимает Джилл и клянется, что скоро снова приедет. Пустое обещание. Обе усмехаются. Вонни выходит из машины и машет рукой, затем идет покупать билет. Она ставит сумку и чемодан на ленту для просвечивания, пьет кофе в ожидании посадки. Когда наконец она уже стоит в очереди, чтобы подняться по трапу на борт, что-то происходит. Она прислоняется к стене и пропускает людей. Ее ноги не двигаются. Кожа похолодела. Откуда-то она знает, что если поднимется на борт, то умрет.

Твое сердце бьется намного быстрее, чем человеческое сердце.

Стюардесса у двери наблюдает за ней, и Вонни уверена, что у нее на лице все написано. Она где-то читала, что «скорая» в Нью-Йорке в среднем приезжает за три с половиной часа. За это время она успеет умереть.

— С вами все в порядке? — Стюардесса, блондинка с мягким южным акцентом, подходит к Вонни.

— Да, конечно, — отвечает Вонни. — Ногу подвернула.

Похоже, она тебе верит.

— Обопритесь на меня, если хотите, — предлагает стюардесса.

Вонни улыбается и опирается на подставленное плечо.

— Обожаю Бостон, — говорит стюардесса.

— Я тоже, — отвечает Вонни.

Ты уже мертва, так что можно и поболтать.

Во время взлета Вонни на удивление спокойна. Ее сердце больше не колотится так сильно. Она не курила пять лет, а теперь спрашивает сигарету у молодого соседа и закуривает, как только гаснет табличка «Не курить». Небо затянуто тонкими, как паутинка, облаками. Вонни совсем ничего не чувствует. Она не думает ни о Саймоне, ни об Андре, ни об отце, размышляет только о холодном совершенстве облаков. Во время захода самолета на посадку Вонни замечает фиолетовую полосу на горизонте. Опасный цвет для этого времени года. Она закрывает глаза и представляет, как влетает в этот цвет. Она уступает ему, отдает всю энергию. Когда самолет садится, Вонни совершенно без сил и ноги передвигает только усилием воли. Все-таки ей удается выйти в здание аэропорта. Она знает, что уже почти дома, и все же уверена, что заблудилась.