Гении исчезают по пятницам - Фридрих Незнанский

Но сюрпризы на этом не закончились. Николай таки прошелся по барам, причем начал с «Чикаго-клуба», где Эренбург подцепил девочек и двинулся мимо супермаркета в направлении Курского вокзала. В кафе «Лотос» он заходил и в прошлый раз, но бармен уверенно заявил, что Эренбурга ни разу в жизни не видел. А теперь за стойкой стоял совсем другой человек, и этот человек по имени Юрий журналиста опознал легко и уверенно.

— Он у нас постоянно полируется, — заявил Юрий. — Только в последние дни что-то не появлялся.

— Полируется?

— Ага. Есть такой контингент. Каждый день, вернее, вечер моцион по десятку заведений, в каждом пропускают по сто грамм, а под конец бутылочку пивка — отполировать. Я этого почему запомнил… Обычно такая публика после полуночи заканчивает, а этот часам к девяти вечера уже бывал в кондиции.

— И что, тридцать первого июля он тоже у вас полировался?

— Вы бы еще про январь спросили! Сколько времени прошло.

— Ну, попробуйте вспомнить, — попросил Николай. — Это очень важно.

— А что, натворил что-то гражданин?

— Наоборот, его ограбили и чуть не убили.

— Ну не знаю… — задумался бармен. — Тридцать первого моя смена была, точно. Не видел я этого мужика с неделю уже. Да, пожалуй, как раз в тот день я его последний раз и обслуживал.

— А что-нибудь еще помните? С портфелем он был? Что пил? С кем пил? С кем и когда ушел?

— Вы прямо такого от меня хотите!.. Портфеля не помню, заходил где-то в половине десятого примерно, выпил, как обычно, кружку пива, сидел один. Больше ничего в голову не приходит.

— И на том спасибо. А почему ваш сменщик мне не сказал, что этот мужик ваш постоянный клиент? Я ведь был тут пару дней назад…

— А вы ему деньги предлагали? Он задаром пальцем не пошевелит, не то что языком. Это я, кстати, намекаю…

— Понятно. — Николай выудил из бумажника десятидолларовую купюру. — Хватит?

— Лучше бы две, — улыбнулся бармен.

— Больше нету, — соврал сыщик. — Но если что-то еще вспомнится, может, и наскребем по сусекам.

— Ну как вам наш мастодонт? — поинтересовался Борис Рудольфович, когда они с Денисом покинули кабинет академика. — Вы не удивляйтесь, он не кокетничает и детективные загадки Эренбурга действительно выбросил из головы в ту же секунду, когда расстался с журналистом. Нет, само собой, Сергею Сильвестровичу небезразлична та чертовщина, которая творится в стране с этими непрекращающимися убийствами. Но для него это не повод записываться в детективы.

Помощник Беспалова привел Дениса в маленькую, уютную комнатку: письменный стол, диванчик, кофеварка на приставном столике и развесистый фикус в необъятной деревянной кадке.

— Моя берлога, — отрекомендовал он помещение и плюхнулся на диван, жестом предлагая Денису последовать его примеру. — А вообще, Сергей Сильвестрович всю свою жизнь следует принципу, провозглашенному его другом и коллегой, ныне покойным Аркадием Бейнусовичем Мигдалом: «Раньше чем разрывать навозную кучу, надо оценить, сколько на это уйдет времени и какова вероятность того, что там есть жемчужина».

— Хороший принцип, — согласился Денис. — Если только твоя профессия не состоит именно в разрывании навозных куч и при этом точно знаешь, что под навозом окажется нечто еще более неприглядное.

— Это вы о детективах? — удивленно поднял бровь Борис Рудольфович.

— Не только. И о журналистах, например, тоже. Эренбург кучу разворошил, а на дне оказалась граната с выдернутой чекой…

— Да будет вам о грустном, и не надо жаловаться: и вы, и Эренбург, как я понимаю, выбирали профессию сознательно, значит, определенный риск и острые ощущения вам просто необходимы. Да и награда, пресловутое торжество справедливости, — как раз и есть та самая жемчужина.

— Я, собственно, не жалуюсь…

— Ну и замечательно, — Борис Рудольфович выколотил трубку и тут же взялся набивать ее снова. — Вы хотели выяснить, о чем разговаривал Эренбург с Беспаловым, — записывайте или запоминайте. За точность формулировок ручаться не могу, но постараюсь изложить как можно ближе к оригиналу.

Денис включил диктофон, а Борис Рудольфович раскурил трубку, откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза, очевидно стимулируя воспоминания.

— Изначально Сергей Сильвестрович полагал, что это обычный визит обычного журналиста, который пишет о науке или ученых. И первая половина разговора касалась в основном общих тем. Эренбург интересовался, насколько велика роль личности в современной науке. Возможно ли сегодня, что один человек, гений, перевернет в корне наше мировосприятие и миропонимание, и насколько вероятно, что преждевременный уход гения-одиночки затормозит развитие науки на многие годы, а то и вообще закроет для человечества ту или иную область знаний. И Сергей Сильвестрович аргументированно доказал, что время одиночек в науке закончилось как минимум лет пятьдесят назад. То есть один человек, будь он хоть трижды гением, сегодня не способен совершить великое научное открытие. Даже новую бабочку или новую звезду на современном этапе открыть одному не под силу, а когда речь идет о науке фундаментальной — тем паче. Над каждой научной проблемой сегодня работают огромные коллективы. И вообще, бытует мнение, в достаточной степени справедливое, что наука дошла до такого рубежа, когда ничего принципиально нового открыть уже невозможно. Идет борьба за бесконечно малые поправки.

— Как в спорте? — спросил Денис. — Когда мировые рекорды улучшаются на сотые, а то и тысячные доли секунды?

— Совершенно верно. И человек как организм, и наша цивилизация достигли определенного предела, который пока не в состоянии перешагнуть. Так и в науке: продвинулся на полшага, закрепил свое авторство, — получаешь дивиденды, пока еще кто-нибудь не обойдет тебя на следующие полшага…

— А что значит — получаешь дивиденды?

— Дивиденды в самом разном смысле. Признание, слава, Нобелевская премия, новые инвестиции в собственные исследования… Владение патентом и взимание платы за использование твоего открытия или изобретения. Есть совершенно вопиющие примеры и в науке, и в технологических областях. Да взять хотя бы того же Люшера с его тестом. Человек запатентовал цветные квадратики! Сам факт того, что тест, пройденный на таблицах, скопированных на ксероксе с оригинальных (даже если ксерокс самого высокого цветового разрешения), считается надувательством, а тест, проведенный в лаборатории самого Люшера, позволяет якобы выстроить абсолютно точный психологический портрет испытуемого, — нонсенс для любого здравомыслящего человека. Но тем не менее крупнейшие британские типографии платят баснословные деньги за право печатать истинные таблицы. Впрочем, мы отвлеклись, Люшера я вспомнил только что, а Сергей Сильвестрович говорил Эренбургу о полях Янга — Миллса. Вы хотя бы отдаленно представляете, о чем идет речь?