Голос вечности - Алла Конова

— Прости, прости… Я так мало знал тебя…

Иногда она несколько раз подряд разогревала ему завтрак, а он отталкивал тарелку:

— Некогда! В университете позавтракаю.

И она одна оставалась в доме, обиженная.

А разговоры о сыне… Только сын. У него не может быть дочери. Сказала ли об этом Галя дочери? Нет! Конечно, не сказала.

Он должен поехать в Тибет, хотя бы камни увидеть те, где была погребена она. И как он раньше не знал, какая удивительная женщина жила бок о бок с ним.

Перед Павлом пожелтевшие от времени вырезки газет. Сухая, скупая повесть о его времени, о его современниках. Некролог. Портрет Гали, обведенный траурной каймой. Для него этот едва приметный снимок восстановили, сделали большим Пожилая женщина грустно смотрит на Павла. Но у этой незнакомой женщины детский профиль Гали, ее гладкая прическа. Сейчас она была ему особенно дорога уже такой, немолодой и усталой, совсем незнакомой. Но все равно в ней угадывалось что-то юное, свежее, что когда-то привлекло его. Он не читал написанное, а все смотрел и смотрел на ее лицо… Полные щеки и морщинки у глаз.

Потом слова:

«Нет больше с нами Галины Ивановны Зарецкой, светлого человека, чуткого товарища и самоотверженного врача. Вспышка ранее не известной болезни, занесенной на Землю с Марса, борьбе с которой отдала все силы Галина Ивановна, унесла ее жизнь…»

После катастрофы у Юпитера, когда скорбная весть облетела всю Землю, что пережила она вот здесь, в этом самом домике, среди таких же цветов и деревьев?

Родилась дочь. Галя начала работать. Врач-эпидемиолог. Тяжело ей было работать и растить ребенка и думать о нем, о Павле, как о погибшем. Она не вышла больше замуж. С двадцати четырех лет всегда одна…

Дочь выросла хорошей, умной. Училась здесь же, в Киевском университете. Физик, как и отец. Увлеклась теорией единого поля. Зарецкий смотрел ее работы, талантливые работы… С той же кафедры, что и он, она читала лекции студентам…

А внука он себе представлял ребенком: сообразительный и озорной крепыш. Таким его любила Галя, таким она сажала его к себе на колени, целовала… Она не знала его другим — отважным, упорным исследователем.

Когда в глухих закоулках Тибета вспыхнула непонятная эпидемия, Галя, тогда уже сорокавосьмилетняя женщина, первой откликнулась на нее.

И там ее не стало…

«Всю свою жизнь, все свои знания Г. И. Зарецкая отдала людям. И светлая память о ней всегда останется с нами…»

Такой, оказывается, была его Галя, послушная и робкая, никогда не сказавшая слова упрека.

А ему всего лишь тридцать пять лет! И ни единого седого волоска, и движения молодые, быстрые. Он, выросший в семье астронома, впитавший вместе с молоком матери мысль о полете в неведомое, был рожден для Космоса. И длительное путешествие совсем не отразилось на его здоровье.

Зарецкий понимал: гнетущие мысли — это власть прошлого. Могущество человека в борьбе. А он сейчас вне ее.

6

Тягостной оказалась и встреча с Суреном. Павел не видел его всего две недели. Но Маргулян за этот короткий срок изменился разительно. Раздобрел, расплылся. Павел хотел закричать:

«Сурен! Дружище! Ты ли это? Ну и солидные же накопления успел приобрести!»

Но осекся. На широком лице приятеля застыла самодовольная, благодушная улыбка.

— Виноград, виноград-то какой! Мечта.

Его влажные губы даже слегка причмокнули. И Павел неуверенно спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, прекрасно, — словоохотливо заговорил Сурен. — Лучше и не надо. Любуюсь морской далью, дышу полной грудью, ем шашлык и виноград…

«А прошлое? — думал Павел. — Тебя не мучает прошлое?»

Зарецкий заговорил о новых космопланах, тех, что стоят уже на Плутоне, готовясь к звездным рейсам. Но Сурен все с той же благодушной улыбкой отмахнулся:

— Подожди. Дай отдышаться после всего. Дай пожить спокойно. Успею еще… Все успею… Теперь люди живут в среднем сто семьдесят лет… Неужели мы будем жить меньше? А? — В последнем шутливом вопросе был едва уловимый страх.

— И тебе не хочется узнать быстрее…

— Экий ты беспокойный! Все успеется!..

Павел вышел от него совершенно разбитым. Нет! Его боль, его смятенье лучше, чем это успокоение!

Он стоял над морем на высокой террасе. Но ни сияющий день, ни тишина воздуха, ни водная ширь не вносили покоя в его страждущую душу.

— О чем задумались, Павел Николаевич? — доктор Лида Линг слегка притронулась к его плечу. Она с трудом произнесла по древнему обычаю имя и отчество. — Вас расстроила встреча с другом?

Павел не знал, что отвечать, и пристально всматривался туда, где небо сливалось с морем.

Она продолжала:

— Да… Сурен очень еще болен. Хотя и ест хорошо, и спит, и сердце работает нормально… С вами легче… В вас горит смятенье…

Он повернулся к ней:

— Что вы сказали?

— С вами легче. Когда человек неудовлетворен — это хорошо. Успокоение, вот такая утрата интереса ко всему, что не касается собственной священной особы, — хуже всего… Моральная смерть, а она подрывает здоровье. Но он будет здоров! Будет еще рваться к своим космопланам! И создавать новые конструкции. Увидите!

— Вы считаете, что я здоров морально?

— Абсолютно. Тоска… Неудовлетворенность… Все нормально. Нужна еще… — Она замялась.

Павлу нравилась эта пожилая женщина. В каждом человеке он теперь пытался найти что-то общее во внешности, в голосе, в манере держать себя с милыми его сердцу далекими людьми. И находил! Очень часто находил. И тогда мир становился более реальным. А в Лиде Линг была частичка его матери: легкая небрежность в одежде, рассеянность. Вот и сейчас: к чему эта красная шляпа? Но ему особенно приятен этот яркий убор.

— Что еще?

Она лукаво улыбнулась.

— Не скажу! Узнайте сами!

1

Март… Сладостно пахнет каждая травинка, каждый стебелечек.

Павел поселился на Крымском побережье.

Вечерами долго бродил над морем.

— Леа…

Он старался отбросить саму мысль о ней. А по существу, Леа единственный близкий ему человек. Она его понимает, но жалеет… Именно жалеет! Он почти ненавидел дочь Павлия Зоря в эти минуты.

А лунное сияние на воде шевелится, как чешуя гигантской рыбы… Густыми запахами наполнен воздух.

И все-таки думал о ней.

Неожиданно всплыло одно только слово: хрусталинка.

— Хрусталинка, — повторил он и задумался.