Голос вечности - Алла Конова

Взрослый ребенок! А он думает о ней, как о женщине.

И пришла озорная мысль: разбудить в этой взрослой девочке женщину. Павел рассмеялся, громко и радостно, впервые за долгое время.

— Значит, я молод, я совсем еще молод, если хочу разбудить в ком-то женщину. Но это все глупости… Глупости от безделья.

Через несколько дней после этого вечера он решился посетить Лею. Но как посетить? Так, как и раньше? В этом ее убежище, в уединении? В доме Диких Гор? И опять он почувствует робость, Леа заставит его говорить, будить прошлое, бередить старые раны. И уйдет вспышка озорной молодости.

Он вызвал Лею по личному телевидению. Она долго не отвечала. Но он упорно посылал настойчивые сигналы.

Наконец на крошечное экране увидел ее усталое, похудевшее лицо.

— О! Это вы, — она не ожидала, что именно он так упрямо требовал ее. — Я не знала, что это вы…

И вдруг улыбнулась в ответ на его щедрый привет и звонко сказала:

— Вы сегодня хорошо выглядите.

— Сегодня я хочу отдыхать, отдыхать, а не думать и не работать. Вместе с вами можно?

— Хорошо. А куда вы хотите пойти?

Он уловил и ее легкую досаду и уступку.

— Туда, где весело, где люди только смеются и совсем не думают о высоких проблемах.

— Тогда, тогда пойдем потанцуем.

— Хочу танцевать! — весело поддержал он.

И сразу поймал себя на мысли, что танцевать не умеет. Он даже не видел, как люди танцуют теперь.

Через полчаса они прибыли в Адеонис — огромный Дворец Веселья на одном из островов Средиземного моря.

Высоко в воздух взлетели площадки для танцев. Отсюда далеко видна окрестность. И благоухающие заросли на самом острове и сооружения для шумных игр. Дальше море, в темноте густое, слабо фосфоресцирующее при ударах о скалы. Скал много, черных, блестящих и острых. А еще дальше можно различить огни материка. Там городок обсерваторий.

Леа и Павел устроились на террасе павильона-ресторана. Совсем близко протянулись и упругие листья самшита. Павел смотрел на Лею и не узнавал. Не прежняя бледная Леа, рассеянная, погруженная в свои мысли, сидела перед ним, а кокетливая изящная девушка в ярком оранжевом платье, плотно облегающем гибкую фигуру, с открытыми матово-бледными плечами. И волосы не так, как обычно, уложены, отчего четче выделяется классический овал лица. Неожиданное превращение! Он хотел разбудить женщину! А она рядом с ним, соблазнительная и загадочная. Какая же Леа милее: эта или прежняя?

Леа улыбалась, полузакрыв веки. Странный у нее цвет глаз. Бледно-голубой. И вдруг там мелькнула прежняя детская робость. И Павел понял. Она ему нужна, нет, необходима, вот такой…

Он слишком пристально смотрел на нее. Она покраснела и отвернулась, а пальцы беспокойно теребили веточку самшита.

Вальс… Плечи Леи чуть-чуть покачивались в такт ему.

— Я должен просить у вас прощения, Леа, я совсем не умею танцевать.

Она рассмеялась тихо, но искренне. От этого смеха ее стало легко. Теперь он видел: она смущена и взволнована.

Она больше не спрашивала о том, что было когда-то. Только слушала эту ночь, густую темноту…

Низкий женский голос поет о чем-то. И грусть и смятение. Пахнет в ночи каждый листочек и каждая былинка… И Павлу захотелось подарить какую-то светлую радость этой девушке.

— Хорошо здесь, — шепнула Леа. — Можно, я позову своих друзей?

Павел не мог точно ответить, хочется ли ему сейчас видеть ее друзей…

А она уже нажимала кнопки личного телевидения.

— Люций! Ты огорчен?

Павел на маленьком экране видел растерянное лицо юноши.

— Эвг Гью не берет? Ничего! Дорастем! Приезжай в Адеонис.

Леа повернулась к Павлу.

— Сейчас позову Нилу. Она самая хорошая. Мы выросли вместе. Она всегда была умнее всех. — И улыбнулась. — Когда мальчишки носы разбивали друг другу, она являлась, так сказать, главным воспитывающим фактором. Речи произносила не хуже любого вашего оратора. Но мальчишки драться не переставали! Сейчас она проходит педагогическую практику. И представляете? Совсем отказалась от проповедей…

Леа вдруг вскочила со скамейки. Встала в позу, вытянув вперед руку, сдвинула сердито брови:

— Дети — это единственные люди на Земле, над которыми еще довлеет насилие. Дать детям свободу. Пусть их учат сами события! — И дальше, едва улыбнувшись, продолжала обычным тоном:

— Один из ее подопечных съел столько мороженого, что сегодня пришлось собрать консилиум врачей. Мороженого он действительно больше не хочет! Боюсь, что Нилу на некоторое время отстранят от детей. Ей будет очень тяжело.

Павел любовался оживлением Леи.

— Когда-то, лет триста назад, придумали кибернетических нянек. Представьте себе: рядом с каждым ребенком такая няня! Первыми не выдержали мамы. Были случаи полного уничтожения «нянь». Профессия педагога стала самой популярной…

— Кара, приезжай… — И уже говорила Павлу о Каре: — Собирается искать торий на Каллисто.

…Павел не почувствовал себя лишним среди молодежи. Прежде всего они запели. Видимо, это был их условный гимн, задорный и шутливый. Потом Нила протянула Лее инструмент, похожий на крошечную древнюю арфу.

— Пой, Леа! Пой! — послышалось со всех сторон.

Леа несколько мгновений смотрела Павлу в лицо и начала нехитрую детскую песенку о солнце, о цветах, о бабочках. Ее ясный, чистый голос как раз подходил для этого.

Потом шумной гурьбой поднялись на яхту. На палубе их сразу же окружили…

Вышла в круг русоволосая девушка и, тряхнув косами, не отрывая от Павла глаз, закружилась в каком-то танце.

И Павел аплодировал горячее всех. Никто не выделял его присутствия. Но узнали, конечно, все.

Перед утром Леа опять запела:

Виють витры, виють буйны,

Аж дерева гнутся.

Ой, як болить мое сердце,

А сльози не льются…

Это был последний нежный вздох необыкновенной ночи.

А дома Леа долго стояла, всматриваясь в едва различимые очертания гор.

Первая встреча на ракетодроме… Худой, измученный Космосом человек… Он еле идет. И острое сочувствие… Сочувствие — начало любви. Так было во все времена. А потом… Разговоры наедине… И его гордость, резко отбрасывающая жалость. И сегодняшний вечер, пытливый взгляд…

2

Павел посетил Доса Дина. Старейший ученый, основоположник термодинамики отрицательных энергий, жил на западном побережье древней Франции.

Покой и порядок царили вокруг гениального старика. Он сам тем навстречу. И Павел увидел его среди цветущих вишен и абрикосов. Павел знал, что Досу Дину уже 183 года. И был приятно поражен легкостью и непринужденностью его походки.