Копия моего мужа - Ольга Джокер

Я слегка отшатываюсь в сторону и зажмуриваю глаза. Неторопливо приближаюсь к возбужденному органу Тахирова и чувствую, как его пальцы смыкаются на моём подбородке.

— А теперь посмотри на меня, Лера, — произносит он низким хрипловатым голосом.

Я открываю глаза и смотрю в его насмешливые глаза. Дьявольские, с недобрым огоньком.

— Ты правда этого хочешь? — спрашивает спокойным тоном, в то время как моё сердце готово выпрыгнуть из груди.

Его член всё ещё в моей руке. Твёрдый, горячий, пульсирующий. У меня пересыхает во рту, и я медленно облизываю сначала верхнюю губу, а затем нижнюю. Хочу ли я этого? Я правда не знаю ответ на простой, казалось бы, вопрос. Я запуталась, нахожусь в отчаянье. Хочу сделать всё возможное, чтобы его финансовая помощь для нас с Надей не заканчивалась никогда. До тех пор, пока дочка не восстановится. А так как я больше ничего не имею за душой — это единственное чем я могу ему отплатить.

В голове проносятся яркие воспоминания нашей с Тимуром жизни. Порой мне казалось, что с началом наших семейных отношений мы превратились в лучших друзей. Нам было хорошо вместе — просто чудесно и весело, но некоторые моменты доводили меня до слёз. Например, когда Тимур упорно отвергал мои ласки и касания. Но всё это смягчалось тем, как именно он выражал свою любовь и заботу обо мне. Берег как самое дорогое сокровище в мире, говорил слова любви и дарил подарки. Меня никто и никогда так раньше не любил, и потому я плыла от его заботы. Но втайне мечтала о том, что после родов Тимур вновь меня захочет. Захочет так сильно и пылко, как и до беременности.

Наверное, я слишком долго молчу. Тишина в комнате напрягает. Рустам тяжело дышит и усмехается ещё выразительнее, не отпуская пальцев от моего лица.

— Я так и думал, — произносит он. — Уходи, Лера. Ты не знаешь на что подписываешься.

Он отпускает пальцы от моих скул, предоставляя возможность уйти. Я поворачиваю голову назад, туда где находится дверь и на секунду мне кажется, что в тех местах, где он касался меня, кожа горит и пылает, словно после ожога.

— Я правда этого хочу, Рустам, — произношу твердым голосом, отвернувшись от двери.

Он улыбается дьявольской усмешкой. Откидывается на спинку стула и с упоением наблюдает за дальнейшими моими действиями.

— Подними кофту, — командует он.

Я приподнимаю свитер вверх, открывая дьявольскому взору белый хлопковый лиф с небольшим кружевом по краям. Опускаю вниз ткань, оголяю напряженные соски под его жадный и затуманенный взгляд. А затем вновь закрываю глаза и теперь уже правда касаюсь его плоти губами, задевая сосками ткань его брюк. Обхватываю головку, пробую его солоноватый вкус, привыкаю к объёму. Становлюсь смелее, потому что чувствую — он больше меня не прогонит. Не посмеет прогнать. Чувствую себя порочной, безнравственной. Но между ног почему-то горячо и полыхает.

С закрытыми глазами представляю, что на месте Рустама сейчас сидит Тимур. Что это он тяжело дышит, когда я опускаюсь ниже, что это его я ласкаю с чувством и любовью, до изнеможения. Пока не ощущаю его ладонь на своем затылке и грубое давление вниз. Из глаз катятся слёзы, я едва сдерживаю рвотный позыв. Останавливаюсь, смаргиваю слёзы, которые капают на его живот и начинаю помогать себе рукой. Спустя несколько секунд его член становится просто каменным, а в моём рту теперь ощущается терпкий привкус его семени.

Рустам молча протягивает мне салфетку и всё содержимое я выплевываю туда, не стесняясь. Встаю на подрагивающих коленях с пола, одергиваю вниз кофту и не смотрю на Тахирова. Просто не могу. Мы не говорим друг другу ничего больше. Я просто разворачиваюсь к выходу и ухожу беззвучно закрыв за собой дверь.

Возвращаюсь в свою комнату, снимаю одежду и бросаю её в корзину для грязного белья. Встаю под горячий душ, который бьёт по моей светлой коже до красноты. Тяну руку к зубной щётке. Пытаюсь вычистить его привкус из себя, яростно тру десна до болезненных ощущений в ротовой полости. Успокаиваюсь лишь тогда, когда начинает безжалостно жечь, а крови на щётке становится больше чем белой зубной пасты.

***

Утренний подъём дается мне легко — я поднимаюсь будто и не спала вовсе. Всё потому, что знаю ради чего живу и просыпаюсь. Умываюсь ледяной водой, переодеваюсь в бежевый пуловер и черную юбку до колен. Завязываю волосы в высокий хвост и наношу на лицо немного макияжа. Мне кажется, что в последнее время я себя слишком запустила, а моя дочь должна видеть маму самой красивой и ухоженной.

Спустившись на завтрак замечаю за столом как всегда невозмутимого Рустама. После вчерашней ночи мне стыдно смотреть ему в глаза, но бежать назад и прятаться как-то глупо.

— Доброе утро, — занимаю своё место возле него и благодарю Иру за приготовленную овощную запеканку, которую она ставит рядом со мной.

Она ароматно дымится, и я громко сглатываю слюну, приступая за свой завтрак. Тахиров листает что-то на телефоне. Улыбается одним уголком рта и увлеченно смотрит в экран. Никогда раньше не видела его таким… весёлым. Угрюмость и строгость куда-то исчезают и мне до чёртиков становится интересно кто ему пишет там, в телефоне. Или чьи фотографии он смотрит, испытывая не присущую для него радость.

Я наблюдаю за ним задумчиво и долго. Опускаю в рот небольшие кусочки запеканки и встречаюсь с ним взглядами. Чёрные зрачки тут же становятся чужими, ледяными. Он откладывает телефон в сторону.

— Вчера забыл сообщить тебе одну важную новость, — произносит Рустам негромким голосом.

Тут же краснею, потому что догадываюсь откуда взялась эта забывчивость. И мне отчего-то становится приятно, что именно я являюсь причиной этому.

— Я разговаривал с неонатологом. Спрашивал о перспективах и дальнейшем лечении. Мне посоветовали одну неплохую клинику в Израиле — медицинский центр Зив. Там как раз занимаются такими детьми, — он ненадолго замолкает, а я ощущаю, как сердце внутри меня трепыхается от радости. — Я оплатил месячный курс лечения. Если понадобиться — будем продлять пока девочка не выздоровеет полностью…

— … Надя, — произношу негромко.

Рустам вскидывает брови, будто не знал, что младенцам тоже дают имена.

— Её зовут Надя, — поясняю я.

Он несколько секунд молчит, его челюсти плотно сжаты — предугадать его эмоции просто невозможно.

— Хорошее имя, — наконец говорит он. — Надя. Надежда.

Я киваю и чувствую, как слёзы подбираются к глазам. Тянусь за салфеткой, складываю её в треугольник и промакиваю влагу в уголках глаз.

— Так вот. Осталось только дождаться разрешения врача. Как только он даст добро на вылет — вы с Надей отправляетесь в Израиль, — заканчивает Рустам.

— Так вот. Осталось только дождаться разрешения врача. Как только он даст добро на вылет — вы с Надей отправляетесь в Израиль, — заканчивает Рустам.