Копия моего мужа - Ольга Джокер

Во время выступления я нахожу взглядом его. Хозяина клуба. Танец подходит к концу, а он только-только появляется. Кивает в сторону своего кабинета и как только я заканчиваю выступление, то тут же бегу к нему. Не знаю откуда берётся это желание к постороннему человеку, с которым мы даже не разговариваем, но меня к нему беспрекословно тянет.

В его кабинете играет тихая музыка. Тимур стоит опираясь бёдрами о стол. Смотрит как я нерешительно топчусь на месте и опускаю глаза в пол. А дальше… дальше сон начинает прерываться и сбоить.

— Что ты любишь делать больше всего, Лера? — я поднимаю глаза на Тимура и прищуриваюсь.

Голос низкий, с хрипотцой. Мы же никогда не разговаривали…

— Танцевать, — отвечаю без сомнений, потому что танцы — моя жизнь.

Была. До рождения дочки.

— Так танцуй, девочка. Танцуй, — усмехается он и я всё чётче осознаю, что на месте Тимура стоит Рустам.

В суете прошедших дней звонок от Иракли звучит для меня достаточно неожиданно. Я снимаю трубку как раз в тот момент, когда пакую наши с Надюшкой вещи. Неделю назад меня вместе с дочерью перевели в отделение патологии новорожденных, где мы продолжили знакомится с крохой поближе. Теперь я не боюсь оставаться с ней наедине и могу давать мастер-классы по смене подгузников.

Буквально вчера врач-неонатолог дал добро на перелёт в Тель-Авив, в медицинский центр Зив, где с Надюшей продолжат заниматься профессионалы. Сейчас, когда от врачей зависит будущее моей дочери я готова довериться им и беспрекословно подчиняться, потому что знаю — сама я её не вытяну. Через несколько часов у нас самолёт, поэтому вещи я пакую в спешке.

— Слушаю, — рявкаю в трубку в тот момент, когда никак не могу найти присыпку.

Совсем не знаю, куда она подевалась. Дочка в этот момент лежит в кроватке и наблюдает за нерасторопной мамашей.

— Лера, добрый день, — звучит в трубке добродушный знакомый голос. — Это Иракли.

В последние недели на меня столько всего свалилось, что я совершенно о нем забыла. А он обо мне — нет. Наверняка друг Тимура звонит потому, что у него для меня появилось хорошее предложение, которое сейчас, увы, я никак не могу принять. Надо было позвонить ему раньше, предупредить, что мои планы изменились. Что теперь на кону — благополучие дочери и у меня уже есть человек, который принялся нам помогать.

— Добрый день, Иракли, — выдыхаю и продолжаю поиски.

В тумбе, на подоконнике, под кроватью. Куда же она запропастилась?

— Я выполнил все то, что обещал, — произносит друг Тимура. — Квартира на Патриарших прудах, n-ная сумма денег на первое время. Должно хватить. Мы с ребятами всячески способствовали тому, чтобы вдова нашего друга не бедствовала.

Ох, так гадко я давно себя не чувствовала. На секунду останавливаюсь у окна, посматриваю на часы, висящие на стене и понимаю, что нас уже наверняка ждет у входа в отделение Рустам… От одной только мысли об этом мужчине по коже проходит слабый электрический разряд. В эту неделю он был слишком занят, чтобы нас навещать, поэтому все вопросы решались через ненавистную мне Викторию.

— О, Иракли… спасибо тебе огромное за заботу, но сейчас обстоятельства сложились таким образом, что я улетаю вместе с ребёнком, который нуждается в грамотном лечении. Если твоё предложение будет в силе после моего возвращения, то мы могли бы снова созвониться и всё обговорить.

— Улетаешь? — удивляется Иракли.

— Да, буквально через несколько часов, — малышка начинает громко плакать, прерывая наш разговор.

Я подхожу к кроватке дочери и глажу её по животику.

— Куда летите? Я мог бы приехать к самолёту и передать тебе ключи и деньги. Ты знала бы, что у тебя есть страховка на будущее.

В этот самый момент Надюшка обильно срыгивает, пачкая всё вокруг себя. Недавно в новостях я читала о случае, когда ребёнок срыгнул, лёжа на спинке и захлебнулся, потому что матери не было рядом. Теперь это мой страх номер один.

— Прости, Иракли, я перезвоню тебе чуть позже, — бросаю телефон на кровать и беру дочь на руки.

Пачкаются мои чистые волосы и одежда. Спустя несколько секунд Надя невозмутимо улыбается, а я, вернув её в кроватку, начинаю приводить всё в порядок. Переодеваю дочку, складываю грязные пелёнки в стирку, снимаю с себя кофту и вымываю волосы. Знаю, что Рустам будет ждать нас внизу и почему-то не хочу показаться перед ним неряхой, которая запустила себя с рождением ребёнка.

Меня вновь уносит в водоворот событий и о том, что я обещала перезвонить Иракли, я благополучно забываю. Медперсонал клинического госпиталя желает нам удачного полёта и провожает до выхода. Мы прощаемся с дочкой и оказываемся на улице. Она — впервые. Я замечаю три чёрных автомобиля стоящих в ряд. Сердце прерывисто стучит, когда дверца одной машины открывается и оттуда выходит… Виктория. Ну конечно же… Почему я вообще была уверена, что у Рустама найдется время, чтобы нас провести?

— Живее, вылет через час, — командует Виктория Леонидовна.

Я подхожу к автомобилю, укладываю Наденьку в автолюльку под её возмущенный плач и сажусь рядом. Чувствую себя как минимум королевой с таким-то сопровождением. С Викой мы не разговариваем всю дорогу. Она изредка мечет в мою сторону недовольные взгляды и потом вновь утыкается в экран телефона. Чтобы избежать словесных перепалок нам и правда лучше всего молчать и прожигать друг друга недоброжелательными взглядами.

К аэропорту мы приезжаем вовремя, несмотря на то, как часто Виктория посматривала на часы и укоризненно качала головой. Я выхожу из автомобиля, обхожу его с другой стороны, и, открыв дверцу, начинаю расправляться со всеми многочисленными ремешками. На улице дует пронзительный осенний ветер, пробирая до костей. Я хочу поскорее взять Надюшу на руки и зайти в здание аэропорта, чтобы дочка не замерзла.

— Почему ты так долго возишься? — громко кричит Вика.

Один из ремешков не желает поддаваться. Я дергаю сильнее, дочка пугается и начинает кривить губки, чтобы заплакать.

— Давай помогу, — неожиданно слышу рядом с собой низкий бархатный голос.

Повернувшись, замечаю прямо за своей спиной Рустама. Он стоит совсем близко со мной. Так близко, что между моими оттопыренными назад ягодицами и ним расстояние не больше двух сантиметров. Я тут же выпрямляюсь, бросаю в Викторию ответный злобный взгляд, будучи близкой к тому, чтобы показать ей язык.

— Ох, Рустам Ильдарович, Вы же говорили, что у Вас назначена важная встреча, — тон помощницы тут же меняется.

Тахиров ловко расстёгивает пряжку на автолюльке, берёт на руки мою дочку, и я замираю от страха. Знает ли он, что Надюше нужно поддерживать рукой головку? Знает ли он, что она не любит посторонних? Он и есть для нее посторонний, несмотря на то, что родственник. Но Рустам знает что делает. Одна его рука придерживает голову, другая фиксирует спинку. В руках Тахирова Надюшка кажется совсем крохой — маленькой, беззащитной девочкой. Я заставляю себя не смотреть. Заставляю не думать о том, как именно её держал бы родной отец Тимур. Как заботился бы и опекал. Этого всё равно никогда не будет, нет.